Глава пятая
Высота принятия решения
*СССР, Московская область, г. Москва, набережная Максима Горького, дом 24, строение 1, Штаб Московского военного округа, 12 мая 1983 года*
«Это бывшее здание Кригскомиссариата — чувствуется старина…» — подумал Директор, ожидая приглашения в коридоре.
Фасад здания выполнен в строгом соответствии со стандартами строительства военных и правительственных зданий царских времён: в центре массивный портик из шести белых колонн коринфского ордера, обильно применена лепнина, а само здание имеет охристо-жёлтый цвет.
На фоне советской Москвы, это здание, несмотря на происхождение, смотрится весьма уместно — и Директор точно знал, почему.
Москва, до того, как её коснулись руки современных ему бизнесменов от архитектуры, блистала сталинским ампиром, во многом перекликающимся с дореволюционной архитектурой, поэтому-то и старинное здание Кригскомиссариата выглядит сейчас не чужеродно, а, скорее, закономерно.
— Товарищ Жириновский, заходите, — позвали Директора.
Он встал с лавки и вошёл в кабинет.
Кабинет имеет классический советский вид: всё подчёркнуто скромно, недорогие шкафы с серыми картонными папками, письменный стол из лакированного ДСП, портрет Андропова, портрет Ленина, карта СССР, гипсовый бюст Ленина, кресло хозяина и два стула для посетителей.
Всё подчёркнуто скромно, потому что кабинет любого советского функционера, военного или гражданского, должен демонстрировать аскетизм служителя народа, а не кричащую роскошь барина-угнетателя. Да и не выдадут рядовому функционеру роскошную мебель…
Пахнет тут табаком и «Тройным» одеколоном.
— Здравствуйте, — приветствовал его подполковник Чуканов.
Фамилия и инициалы «Е. В.» подполковника были хорошо видны на благодарственной грамоте от Главного политического управления Советской армии и Военно-Морского Флота.
— Здравствуйте, — ответил ему Директор.
— Жириновский Владимир Вольфович… — прочитал подполковник заголовок личного дела. — Скажите-ка мне, Владимир Вольфович, почему вы вновь хотите вступить в ряды Советской армии?
— Хочется сменить обстановку и, одновременно с этим, послужить на пользу Отечеству, — ответил Директор.
— Со вторым — понятно, — кивнул подполковник. — А вот с первым не очень — почему вам хочется сменить обстановку?
— Меня, последние полгода, преследует стойкое ощущение, что я занимаюсь не тем, — ответил Директор. — Я чувствую, что могу больше, чем делаю сейчас. Хочу испытать себя в условиях, где знания и опыт действительно проверяются. Ограниченный контингент в Афганистане — это то самое место.
— Хм… — задумчиво хмыкнул подполковник Чуканов. — Как относитесь к политике партии и правительства?
— Положительно, — ответил Директор. — Считаю, что линия на укрепление обороноспособности страны и интернациональную помощь дружественным народам абсолютно правильна.
— Приходилось ли слышать антисоветские высказывания в окружении? — задал подполковник следующий вопрос. — Как реагировали?
— Конечно, иногда приходится слышать, особенно среди молодёжи, которая нередко плохо понимает суть происходящего, — кивнул Директор. — Обычно стараюсь объяснить, где они ошибаются и перевести разговор в конструктивное русло. Иногда просто пресекаю такие разговоры. Считаю, что долг каждого советского человека — не допускать искажений и враждебных слухов.
— Как к вашему решению отнеслась семья? — спросил подполковник.
— С женой немного поругался, но затем удалось объяснить своё решение, — ответил Директор.
— Как вы получили этот синяк под глазом? — посмотрел на него подполковник.
— Жена слишком быстро открыла дверь шкафа, — ответил Директор.
Но это была официальная версия, а неофициальная версия гласит, что Галина слишком быстро ударила его по лицу кулаком.
Она очень разозлилась, когда он поведал ей всю историю о сертификатах Внешпосылторга, но озвученное им решение проблемы ввергло её в настоящую ярость.
— М-хм… — хмыкнул подполковник. — Как относитесь к трудностям быта? Например, к жаре, духоте, недостатку чистой воды?
— Считаю, что это часть службы, — ответил Директор. — Я уже бывал в условиях, где не всё удобно и привычно: и жара, и холод, и скудное питание — всё это переносимо, если есть цель и если понимаешь, ради чего служишь.