Лемнер смотрел на убитого Аполинарьева и старался понять, исчезла ли помеха. Помеха оставалась.
Анатолий Ефремович Чулаки имел вид растерзанный и буйный. Из зала суда его вывели голым, насильно одели, связали, чтобы не раздирал раны, и сняли путы в номере перед тем, как вошли Светоч и Лемнер. Зелёный пиджак Чулаки треснул под мышкой, брюки были измызганы, узел малинового галстука съехал на затылок, а сам галстук висел на спине. В номере пахло мёртвой материей и одеколоном. Так пахнут морги, где покойников готовят к выдаче родственникам. Чулаки, увидев Светоча и Лемнера, воздел кулаки, призывая небо рухнуть.
— Пришли увидеть сломленного и униженного Чулаки? Увидеть, как Чулаки ползает на коленях и просит пощады? Чулаки никогда не ползал на коленях. Ползали перед ним другие. И вы, и вы будете ползать и умолять о пощаде! Но пощады не будет! Слышите, от Чулаки пощады не будет!
— Вы говорите о себе в третьем лице, Анатолий Ефремович. Будто вас уже нет среди нас, — Светоч говорил, не раскрывая губ, плющил слова. Они излетали из него плоские, как монеты, на которых был отчеканен профиль Светоча. — Но вы ещё здесь, среди нас, Анатолий Ефремович. Вы ещё не в Колумбии.
— Колумбия! Колумбарий! — захохотал Чулаки. — Многих вы отправили в эту славную страну! И я очень скоро, быть может, через несколько минут, попаду в Колумбию, увижу многих бесследно пропавших, кого вы отправили в это путешествие. И первым, кого я увижу в Колумбии, будет Президент Леонид Леонидович Троевидов. О, бедный, доверчивый, легкомысленный человек! Он доверился вам и оказался в стеклянной колбе, полной формалина. Теперь, я знаю, вы подходите к железному шкафу, открываете стальную створку и смотрите на стеклянный флакон с формалином. В этом флаконе, как уродец в петровской кунсткамере, плавает Президент Леонид Леонидович Троевидов. Его голубые глаза смотрят на вас из формалина, его царственные бакенбарды кажутся водорослями, а из губ, когда вы открываете шкаф, выплывает медленный маслянистый пузырь!
Лемнер видел в кабинете Светоча железный шкаф, флакон с формалином, плавающего голого оппозиционера, которого считали эмигрантом в заморской стране. Лицо оппозиционера в формалине было мечтательным, как у странника. Из губ всплывал медленный маслянистый пузырь неизреченных воззваний.
— Вы утверждаете, что Президент Леонид Леонидович Троевидов мёртв? — Лемнер стал замерзать. Приближался озноб. Ему открывалась бездна российской власти. Тот подвал, что пугал его своими кошмарами, и он убегал, а кошмары настигали и, наконец, настигли. Он был погружён в катакомбу российской власти. Туда нет входа обычным смертным, а только жрецам и избранникам. Они погружаются в катакомбу российской власти и возвращаются голыми, в растворе формалина, с беззвучными пузырями невысказанных откровений. — Вы утверждаете, что Президент мёртв? Когда он умер?
— Когда случился ковид! — Чулаки торжествовал, словно ковид явился на землю по его повелению. — Тогда умирали миллионы. Ковид не щадил депутатов, министров, сенаторов, монахов. Опустели монастыри, открылись вакансии в министерствах, могильщики заражались от покойников, женихи от невест, матери от сыновей. Тогда же, вы помните, умер забавник, веселивший Думу своими лжепророчествами и курьёзными выходками. Во время телешоу у Алфимова он поцеловал привезённую из Ухани летучую мышь. Это была его последняя шалость. Заболел Иван Артакович, заразился от Ксении Сверчок, которая является летучей мышью. Я выписал Ивану Артаковичу из Европы подлинную, а не мнимую вакцину, и в благодарность Иван Артакович напустил на меня чудовищную Госпожу Владу. Президент Троевидов боялся смерти, спрятался от людей. Он скрылся в бункере и принимал послов за тридцатиметровым столом, построенным на Уралвагонзаводе. Не подпускал к себе визитеров. Министры, желавшие попасть к нему на приём, месяцами томились в боксе. У них трижды в день брали пробы всего, что капает, включая слёзы и желудочный сок. Антон Ростиславович Светлов, самый тёмный человек в России, по недоразумению его называют Светочем, был отлучён от Президента. Я прав, Антон Ростиславович? Тот угадал в нём своего будущего убийцу. Светоч заразил себя ковидом и собирался при встрече поцеловать Президента, заразить его «из уст в уста». Сам же запасся целебной вакциной. Разве не так, Антон Ростиславович? Президент почувствовал исходящее от Светоча зло и запретил ему посещение бункера. Светоч отправил в Китай гонцов, те привезли из Ухани летучих мышей. Светоч через воздуховод запустил мышей в бункер. Мыши напали на Президента, когда тот правил Конституцию. Он, бедняга, отбивался, мыши кусали его, били перепончатыми крыльями. Президент в ковидных укусах слёг.
Чулаки обращал рассказ к Лемнеру, видя, как того сотрясает озноб. Светоч молчал невозмутимо, сложив на груди руки. Так Наполеон наблюдал за сражениями. Лемнер подумал, что Светочу не хватает треуголки. Повествование Чулаки потрясало своим неправдоподобием, которое казалось достоверней любой правды.
— Ужасны были муки умирающего Президента Троевидова, — Чулаки корчил лицо, изображая мучения. — Президент задыхался, его лёгкие сгнивали. Ему не хватало воздуха. Светоч подключил его к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Регулировал подачу кислорода. Он допытывался у Президента, где тот держит своё несметное состояние. Ибо, вы знали, Антон Ростиславович, что Президент Троевидов самый богатый человек мира. Получая глоток кислорода, Президент называл американские, швейцарские и немецкие банки. Умолкал, отказывался говорить. Светоч перекрывал кислород, и Президент начинал кашлять, задыхался, бился в удушье. Светоч прибавлял кислород, и Президент называл счета в китайских, арабских, японских банках. Опять умолкал. Светоч поворачивал регулятор, и Президент хрипел, харкал кровью, умирал, пока новый глоток кислорода не возвращал ему жизнь. И он называл корпорации, в которых имел долю, банки, соучредителем которых являлся, золотые, урановые, алмазные рудники, которыми владел. Все эти средства перетекали на личный счет Светоча в крохотном новозеландском банке, который едва ли значится в реестрах банков. Так ли всё было, Антон Ростиславович? Когда все богатства Президента перетекли на ваш счет, вы отключили аппарат искусственной вентиляции лёгких. Был готов стеклянный флакон с формалином. Президента, голого, запаяли в колбу. Вы, Антон Ростиславович, самый богатый человек на земле, смотрели, как из искусанных губ Президента выплывает маслянистый пузырь. Невысказанное в ваш адрес проклятие!
Лемнера бил колотун. Дул ледяной сквозняк. Сквозняк дул из катакомбы российской власти. Лемнер спускался в катакомбу российской власти. Прилежный еврейский мальчик, выросший в интеллигентной семье, юноша, изучавший в университете Пушкина и Чехова, теперь, волею