У Лемнера случилась паника. Он хотел обнять златокудрого сына. Хотел холодно объяснить тому его заблуждение. Хотел вскочить и убежать. Или превратить всё в шутку. Но из чистого зеркала, из золотой рамы смотрело на Лемнера его лицо. Жизнь, которую он строил не по своему разумению, а согласно законам Русской истории, эта жизнь вильнула, как испуганная выстрелом птица, совершила негаданную дугу, и он потерялся среди перепутий Русской истории.
Беспомощный, не ведая путей, смотрел на своё отражение в чистом сыновнем лице.
— Отменить атаку! — Лемнер повернулся к Ваве. — Передать войскам, атака квартала «Дельта» отменяется!
— Как же так, командир! Атаку отменить невозможно. Пехота на броне. Танки на подходе. Авиация готова к взлёту. Неделю мы готовили операцию с участием детей. Отменить невозможно!
— Невозможно? Сволочь! Гниль подворотная! На кого пасть разеваешь? Я тебя из помёта в люди вывел! Я с твоей морды говно стёр! — Лемнер занёс над Вавой кулак. Его бешенство было раскалённым. Он хотел сжечь этим бешенством Ваву, карту района «Дельта», страшный завиток, куда вильнула его жизнь. Хотел испепелить себя, чтобы не видеть изумлённых глаз Роя, чистого зеркала с отражением своего потрясённого лица. Бешенство прокатилось, как кипяток. Весь в пузырях, ошпаренный, он винился перед Вавой:
— Прости, Вава, прости!
Вава хмуро кивнул. Красавица проститутка Матильда, её солнечные рыжие волосы. Душистые, они пролились ему на голую грудь. Узкоглазый, похожий на монгола дизайнер просил кортеж проституток. На поляне столбы, догорающие, костровища. У обугленного столба, прикрученное проволокой липкое, красное, пахнущее горелым мясом. Всё, что осталось от Матильды. Они с Вавой шли по номерам пансионата. Валялись пьяные от кокаина дизайнеры. Они с Вавой всаживали ножи в хрустящие груди. Щекастый, с мокрыми щёлками, чмокающим ртом монгол. Лемнер бил ножом под разными углами, проталкивая остриё до сердца, а потом обрезал толстые резиновые губы монгола, кинул ему в голый пах. Монгол улыбался белозубым, безгубым ртом.
— Прости, Вава, прости! — Лемнер бессмысленно барабанил пальцами по карте квартала «Дельта», будто перебирал нарисованные высотки и искал среди них церковь. Не находил. Церковь пропала.
— Мы вот что, Рой, — заторопился Лемнер. — Мы вот что! В Москве, в штабе, доклад руководству. Очень важный доклад! Сейчас же отправляйся в Москву, прочитай доклад, на предмет ошибок. Понял? Выполняй!
Рой молчал. Молчали дети, облачённые в пятнистую форму. Молчал Вава.
— Я не поеду, — сказал Рой, опустив голову. Лицо пропало. Перед глазами Лемнера распушился рыжий шар волос, таких же жарких, как у Матильды.
— Выполняй! За неподчинение трибунал!
— Я не поеду в Москву. Иду со всеми в бой.
Лемнер вдруг ослабел. Он сдался. Был бессилен вырваться из жестокого завитка, куда вильнула его жизнь и билась там, как попавшая в петлю куропатка.
— Хорошо, — сказал он чуть слышно. — Приготовиться к атаке.
Туман поднялся и висел над высотками. Бетонная трасса мутно темнела, через пустырь вела в квартал. Высотки молчали. Грохотало на окраинах Бухмета. На левом фланге атаковали псковские десантники, на правом наступали чеченцы. Лемнер шёл без бронежилета и каски, переставлял негнущиеся ноги. Стопа опускалась на бетон рядом с осколком снаряда, вырванным из танка лепестком железа, нелепым, раздавленным колёсами зонтиком. За ним шли бойцы батальона «Тятя», в налезавших на глаза касках, тяжких бронежилетах, с укороченными, для ближнего боя, автоматами.
— «Штык»! Я — «Пригожий»! Готовь две роты! Пойдёшь за мной! Я — «Пригожий!» Как понял меня, «Штык»?
Следом за Лемнером шёл Рой, без каски, с пышными волосами, горевшими, как свеча, окружённая туманным свечением. Лемнер ждал, когда в окнах высотки заискрят пулемёты, полыхнут миномёты, и батальон «Тятя» весь поляжет, срезанный пулями, перепаханный минами. Но высотка молчала.
Они прошли сгоревший на обочине грузовик. В кабине оставался мёртвый водитель. Шуршал бетон под ногами детей. На флангах ухали танки. Лемнер был покорён. Он был вмурован в громадный мир, который, как ледник, нёс его к Величию. Эта бетонка с осколком снаряда, мёртвым водителем, раздавленным зонтиком, дорога, по которой он вёл на убой сына, была дорогой к Величию. С неё не свернуть, не вымолить другого пути. Он обречён на Величие. Обречён на чудесное обретение сына и на его утрату. Утрата сына последует через минуту, когда они дойдут до второго грузовика с расплющенной кабиной. Каждый шаг к грузовику приближает к Величию, приближает к утрате сына.
— Батальон! — длинно, певуче скомандовал Рой. — Строевым шагом, вперёд марш!
Дети выпрямили маленькие стройные тела, подняли подбородки и в лад зашлёпали по бетону, молодецки выбрасывали ноги, слушали командира.
— Раз, два! Раз, два! Левой, левой! — вскрикивал Рой, прижимая к виску ладонь, браво шагая за Лемнером.
— «Штык»! Я — «Пригожий»! Огонь не открывать!»
Выстрелов не было. У второго грузовика батальон «Тятя» всем воробьиным множеством вспорхнул с бетонки, осел в снегах, открывая путь штурмовым подразделениям. Помчатся бэтээры с пехотой, покатят танки, высотка вскипит, взбурлит боем.
Лемнер не знал, что украинские офицеры с биноклями, снайперы с оптическими прицелами, миномётчики, развернувшие на крыше позиции, пулемётчики, обложенные мешками с песком, — все они, увидев идущих по бетонке детей, детские под касками лица, замёрзшие, сжимавшие автомат руки, ужаснулись зрелищем идущих на пулемёты детей. Они сошли с ума, побросали позиции и бежали, и только молодой офицер-очкарик, дрожа, уложил на подоконник снайперскую винтовку, увидел в прицел расцветший в снегах подсолнух и нажал на спуск.
Одинокий выстрел тихо стукнул в тумане. Рой упал. Батальон, огибая сгоревший грузовик, шарахнулся с трассы и увяз в снегах.
Лемнер стоял, держа на руках мёртвого сына. Мимо скользили бэтээры, ссаживали у высотки пехоту. Коряво катили танки, и механик-водитель в прорезь видел, как одинокий человек держит на руках ребёнка, и голова ребёнка горит, как свеча.
К ночи квартал «Дельта» был взят, и в храме состоялось венчание. Окружённый тёмными высотками, храм казался огромным рыхлым сугробом. Вспыхивали зарницы артиллерии, озарялись колонны, фронтон, яйцевидный, с остатками позолоты, купол. На заснеженной площади темнели трупы. Их было множество, украинцев и русских, павших в атаках вокруг храма. В стороне догорал бэтээр,