Лемнер бессильно сидел на полу, прижавшись к стене. Встал, когда бой за высотку был выигран, переместился в соседние дома, растекался по кварталу.
Лемнер обходил этажи. Госпожа Эмма лежала с простреленной грудью, на соске мерцал бриллиант. Госпожу Зою он увидел в квартире. Она упала в кровать вместе с украинским солдатом, тот нежно приобнял её за спину, из-под огромной пятерни сочилась кровь. Госпожа Яна казалась живой, улыбалась. Лежала в квартире перед зеркалом, в котором успела разглядеть своё прекрасное отражение. Госпожа Влада обнимала украинца, которого успела убить головой. В её спине среди мускулистых лопаток хлюпало несколько дыр.
Лемнер не думал, не чувствовал. До церкви в квартал «Дельта» оставался один рывок. Там он обвенчается с женщиной, прекрасней всех красавиц, лежащих на ступенях высотки.
Глава сорок тертья
Февральские холода вдруг отступили, и пришла оттепель. Снега намокли, осели, показались скелеты арматуры, в танковой колее зачернела грязь. Сырые туманы опустились на развалины, дымы пожаров отяжелели, вяло сочились над высотками квартала «Дельта». С полей прилетели запахи мокрой земли, сырой древесной коры, и хотелось их уловить, удержать среди запахов гари, холодного бетона и несвежего, немытого человеческого тела.
Лемнер и начштаба Вава прибыли в батальон «Тятя», собранный из детей и подростков, пожелавших перенести военно-патриотические игры на поле боя. Когда Лемнер и Вава появились в расположении батальона, дети играли в снежки. Они скатали из мокрого снега снеговик, нахлобучили кастрюлю, вручили деревянный трезубец, прилепили шеврон из голубой и жёлтой тряпичек и расстреливали снеговик снежками, отмечая каждое попадание радостными кликами. Лемнер и Вава наблюдали бой, Лемнер узнавал среди детей тех, кто недавно в детском лагере изображал Пересвета и Александра Матросова. Среди стрелявших снежками был командир батальона Рой, его рыжие огненные волосы, розовое лицо, победный крик, когда выпущенный им снежок угодил в голову снеговика, расплющив сделанные из тряпок усы.
Рой увидел начальство, оборвал игру командирским рыком, похожим на петушиный крик:
— Батальон! Становись!
Дети забыли игру, бодро сбежались в строй. Стояли, задыхаясь, не остыв от игры. Преданно смотрели на командиров. Все были в пятнистой форме, перепоясаны ремнями, уменьшенные копии взрослых солдат.
— Здравствуйте, товарищи бойцы! — приветствовал их Лемнер.
— Здравия желаем, товарищ командир! — рявкнул строй, и в этом громыхнувшем ответе не было железа, излетающего из глоток взрослых солдат, а мальчишеская весёлая звонкость.
Лемнер и Вава сидели с командиром батальона Роем над картой района «Дельта». Лемнер ставил задачу. Бойцы батальона издалека вслушивались в разговор командиров.
— Батальон с рубежа атаки в рост пойдёт по автостраде в направлении ближней высотки. У противника на данном участке сосредоточены пулемётные гнезда, миномётные расчеты и группы гранатомётчиков, — Лемнер заветной авторучкой, той, что нащупала пулю в черепе Чулаки, вел линию, повторявшую бетонку. Бетонка, изгрызенная танками, с двумя сгоревшими грузовиками на обочинах, была не видна отсюда. — Вклинитесь в оборону противника. За вами пойдут лучшие штурмовики соединения «Пушкин». Ясно?
— Так точно, — Рой наклонялся к карте, заслоняя квартал «Дельта» жаркой, как цветок подсолнуха, головой. Бойцы батальона издали кивали, поддерживая командира.
— При начале обстрела не залегаете, идёте в рост и уходите на фланги, открывая путь танкам и бэтээрам с пехотой. Ясно?
— Так точно! — с радостным рвением отозвался Рой, оборачивая на Лемнера детское преданное лицо. — Есть уйти на фланги и открыть дорогу танкам и пехоте!
Бойцы в стороне шёпотом переспрашивали друг друга, правильно ли поняли суть приказа.
— Зря огня не открывать, — наставлял Вава. — Берегите патроны для ближнего боя. Там не снеговики с тряпичными усами, а отборный спецназ Украины.
— Есть беречь патроны! — молодецки, щеголяя военной лексикой, ответил Рой.
— Я пойду вместе с вами, — Лемнеру хотелось тронуть золотую голову Роя. — Мой позывной — «Пригожий». Слушать мою команду!
— Есть слушать команду!
Лемнер видел серую, в кляксах копоти, бетонку, идущих детей, из туманной высотки бьют пулемёты, косят детей, и те выстилают трассу ладными маленькими телами. Он думал: если в восхождении к Величию он нарушает закон мироздания, закон Млечного пути, воссиявшего над ним в украинской степи, то пусть его убьёт мироздание прямо сейчас, над картой района «Дельта». Пусть он никогда не увидит церкви, и дети не поднимутся в атаку на пулемёты, и все так же, подобно чудесному подсолнуху, будет светиться голова Роя.
Лемнер прислушивался к стуку сердца, ожидая, что оно взорвётся моментальной болью, и мироздание умертвит его, преступившего священный закон. Но сердце продолжало ровно стучать. Он был угоден мирозданию. Посылая детей на пулемёты, не нарушил священный закон.
— Твой первый бой. Не страшно? — Лемнер хотел погладить пышные лучистые волосы Роя. Удержался, только провёл над ними ладонью, заслонял защитным покровом.
— У меня есть талисман. Он меня сберегает.
— Какой талисман?
— Роза, которую вы мне подарили, — Рой извлёк из пятнистой куртки блокнот. Листал страницы, и на каждой лежал лепесток розы, сухой, утративший алый цвет, прозрачный, малиновый. Листок блокнота чуть сморщился, впитав влагу высохшего лепестка.
— Что за цветок?
— Роза «Лемнер», которую вы мне подарили на телепередаче.
Лемнер вспомнил озарённую студию, рукоплескание, огромный букет роз в руках златовласого мальчика. Садоводы вывели чудесный сорт роз и назвали его в честь героя «Лемнер». Один цветок отломился от букета. Лемнер подарил его мальчику, и тот поцеловал цветок.
— Как твоя фамилия, Рой? — Лемнер рассматривал сухие лепестки. От дыхания они чуть волновались. — Как твое имя?
— Рой Лемнер.
— Взял себе имя цветка? — Лемнера тронула эта детская влюблённость.
— Это ваше имя. Я Рой Лемнер. Ваш сын.
Лемнера тронуло это признание. Возможно, юный солдат взял себе имя любимого командира. Возможно, они были однофамильцы. Но вглядываясь в детское лицо, в форму носа, губ, подбородка, в страстное нетерпение зрачков, в нервную чуткость переносицы, Лемнер узнавал себя. Ему казалось, он видит своё отражение в чистом зеркале, помещённом в золотую раму.
— Это фантазия? Ты это придумал?
— Моя мама Матильда.