Он постучал. Сначала вежливо, потом — настойчивее, с той властной интонацией, которую не смеют игнорировать.
Дверь приоткрылась. В щели мелькнуло испуганное женское лицо с большими глазами и… с закрученными рожками, проступающими сквозь пряди волос. За ней виднелась вторая девушка — бритая наголо, с идеальной кожей и большими, чуть раскосыми глазами.
— Я к вам по поручению Церкви и по распоряжению графа, — произнёс Сайлон, демонстрируя документ с печатью. — Провожу проверку в связи с… нехорошими слухами. Обнаружил следы скверны рядом. Вы не против, если я осмотрю дом?
Девушки переглянулись. В их глазах читался испуг, затем их взгляд скользнул за спину Сайлона, где в тени стояли двое его «спутников» — пустоглазых стражников, чьи души уже давно были выжжены дотла. После дверь приоткрылась чуть больше, девушка с рогами внимательнее изучила документ и поняла что сопротивляться было бесполезно. С тихим скрипом дверь открылась полностью, впуская тёмного гостя внутрь. Сайлон переступил порог с лёгкой, почти голодной улыбкой.
Кабинет Главного Инквизитора. Через несколько часов.
Кабинет Элоди был воплощением дисциплины и порядка, как и всё в её жизни. Высокие стены из тёмного дуба были уставлены книжными шкафами, доверху заполненными фолиантами и свитками. Воздух пах старым пергаментом, воском для печатей и слабым, едва уловимым ароматом освящённых трав. За массивным дубовым столом, заваленным картами, донесениями и отчётами, сидела сама Главный Инквизитор.
Элоди была воплощением суровой, аскетичной красоты. Её лицо с резкими, волевыми чертами казалось высеченным из мрамора. Густые седые волосы, оттеняли холодную синеву её глаз.
На ней были надеты доспехи: нагрудник из синей стали с золотой инкрустацией, и золотые наплечники — символ её ранга. Её движения были точными и экономными, когда она просматривала донесения о подготовке отрядов к отправке в Наарком.
В углу стола, рядом с печатью Ордена, стоял её личный коммуникационный граммофон. Он был больше и изящнее полевых моделей, сделан из тёмного, почти чёрного дерева и золота. Он молчал.
Элоди нахмурилась, изучая карту приграничья. Мысли её были о брате Теодоре, одном из её лучших воинов. И словно в ответ на её мысли, граммофон на столе вдруг ожил.
Устройство не зашипело, как это бывало в поле. Оно издало мягкий, мелодичный гул. Из его раструба поднялась не туманная дымка, а сгусток чистого, голубоватого сияния, который тут же сформировался в полупрозрачный, светящийся шар.
Из шара донёсся знакомый голос, но он был сдавленным, прерывистым, полным напряжения:
«…докладываю. Подозрения подтвердились. В городе Наарком действует могущественный тёмный маг. Пока что его деятельность крайне осторожна. Обнаружены следы слабого яда подчинения… цели и истинная сила мага неизвестны… продолжаю расследование в одиночку…»
Элоди замерла, перо в её руке остановилось над бумагой. Она слушала, вглядываясь в сияющую сферу, пытаясь разглядеть в ней лицо Теодора. Она ждала большего. Какой-то зацепки, имени, названия…
И оно прозвучало в следующем сообщении. Голос Теодора, уже почти сорвавшийся на шёпот, прошипел одно-единственное слово, от которого кровь стынет в жилах любого посвящённого:
«…Сайлон! Я вступил с ним в контакт! Он…»
Голос оборвался. Не с резким криком, не с звуком боя. Он оборвался на полуслове, словно его перерезали бритвой. Светящаяся сфера дрогнула, померкла и схлопнулась с тихим, жалобным потрескиванием, оставив в воздухе леденящую душу тишину.
Элоди не двинулась с места. Она сидела, уставившись в пустое пространство, где только что висел шар. Её лицо, обычно непроницаемое, на мгновение выдало шок. Всего на мгновение. Пальцы сжали перо так, что костяная ручка треснула.
Сайлон. Элоди почувствовала, как кровь отливает от лица, а по спине, под холодными латами, пробежал ледяной мурашек. Имя, ставшее легендой ужаса, ударило по сознанию с силой физического удара. Причина, по которой были основаны целые дивизии инквизиции и причина, по которой они были похоронены.
И он был в Нааркоме.
Сердце Элоди на мгновение замерло, пропустив удар, а затем заработало с удвоенной силой, громко стуча в груди. Это была не просто угроза. Это была катастрофа. Сайлон… Если это он, то никакой Наарком, никакое графство не устоят. Нужны не отряды, нужна армия. Нужны герои, которых уже нет в живых.
Резким, почти машинальным движением она отшвырнула сломанное перо. Стул с громким скрежетом отъехал назад, когда она поднялась. Её синие глаза, холодные, как ледники, горели теперь решимостью и тревогой. Все текущие дела, бумаги, подготовки — всё это мгновенно обесценилось, превратилось в ничто перед лицом этой новости.
Она обернулась к окну, за которым раскинулась спящая цитадель Ордена. Её голос, низкий и властный, нарушил тишину кабинета, прозвучав как приговор:
— Дежурный! — она повернулась, её взгляд был острым, как клинок. — Немедленно поднять тревогу! Созвать Совет! Готовить к выступлению Ударный отряд!
Она не знала, что именно случилось с Теодором, но знала одно: теперь ставки были выше, теперь их враг был не просто обычное подземелье с нежитью, а сам Архилич Сайлон, тёмный маг, почти сотню лет назад превративший целую страну в королевство нежити.
Враг нашёл свою тень. И мы должны настигнуть его, пока он не погрузил всё графство во тьму.
Глава 18
Кабинет графа Рурстэна.
За массивным дубовым столом, заваленным картами, донесениями и прочими бумагами, сидел сам граф Нааркома. На его лице застыла маска усталой озабоченности, но в глазах тлела искра былой решимости.
В его руках был изящный, но нарочито тяжёлый лист пергамента, увенчанный массивной восковой печатью с изображением морского змея, обвивающего якорь — гербом графа Гнилшена, владыки приморских земель по ту сторону реки.
Рурстэн медленно, вдумчиво перечитывал текст, и с каждой строчкой его лицо мрачнело. Предложение было более чем щедрым: рука его юной дочери, семилетней леди Лианны, в обмен на военную поддержку. Флот Гнилшена, самый мощный в регионе, должен был перебросить войска по морю, чтобы защитить «будущего зятя» от посягательств барона.
Горькая, кривая ухмылка исказила черты Рурстэна. Он отшвырнул письмо на стол, словно оно обожгло ему пальцы.
— Семь лет… — прошипел он в тишине кабинета. — Это значит, у меня не будет наследника ещё лет десять, как минимум. Если вообще будет. — его взгляд упал на собственную тронувшуюся сединой прядь волос. — А я уже не молод. К тому времени или сдохну от старости, или,