Теодор вышел на площадь, к колодцу, и здесь его амулет дрогнул, издав едва слышный высокий звон. Он замер, сосредоточившись и почувствовал слабый, едва уловимый шлейф. Нечто чужеродное, внедрённое в воду, настолько слабое, что его легко было принять за природную порчу или последствия плохой очистки. Но это было оно.
Он действует медленно, — осенило Теодора. — Осторожно. Он не грубиян, ломающий двери. Он вор, подбирающий отмычки. Он только прибыл и только начинает свою работу.
Решив не рисковать и не спугнуть добычу раньше времени, Теодор нашёл укромный уголок неподалёку от главной площади. Достав из сумки небольшой, изящный граммофончик из полированного тёмного дерева и латуни, он вставил в него железную иглу и завёл рукоятку. Устройство зашипело, и из его раструба повалил туман, сформировавшись в небольшое светящееся облачко.
— Главный инквизитор Элоди, — тихо, но чётко произнёс Теодор. — Докладываю. Подозрения подтвердились. В городе Наарком действует могущественный тёмный маг. Пока что его деятельность крайне осторожна. Обнаружены следы слабого яда подчинения. Массовых скоплений негативной энергии или признаков осквернения нет. Цели и истинная сила мага неизвестны. Продолжаю расследование в одиночку, дабы не спугнуть цель. Как только станет известно больше, сообщу. Да светит нам Истина.
Теодор не стал говорить, что возможно за стенами этого города скрывается сам архилич Сайлон. Полученной информации было слишком мало. Ему нужны были доказательства, уверенность в том, что это именно Сайлон, а не кто-то другой.
Он выключил граммофон, и светящееся облачко схлопнулось, унося его сообщение через магические эфирные пути прямо к начальству.
Затем, Теодор продолжил поиски. Всё еще стояла глубокая ночь, не было и намёка на первые лучи солнца. Но ему нужны были неоспоримые доказательства, почерк, уникальный для архилича, и он не мог ждать, каждая секунда промедления убивала город и его жителей.
Теодор обошёл все колодцы в округе, поговорил со стражниками, дежурившими у складов с припасами. Все слышали о старом инквизиторе, появившемся в городе, но никто не мог сказать, куда он направился.
Эта неуловимость лишь укрепляла подозрения Теодора. Решив выманить тёмного мага, он начал методично убирать его скверну. Он тайком очищал колодцы, накладывал защитные печати на склады, рассеивая тонкие чары подчинения. Он действовал быстро и тихо, надеясь спровоцировать реакцию, заставить противника раскрыться.
И реакция не заставила себя ждать. Брат Теодор замер у очередного колодца на окраине города. Его магический фокус, невидимый глазу луч сознания, которым он «ощупывал» ауру двух стражников, вдруг наткнулся на… ничто.
Вместо сонной, подавленной воли он ощутил ледяную, абсолютную пустоту, словно его собственное сознание стали затягивать в чёрную дыру. Это длилось долю секунды, но этого хватило.
Ловушка! — пронеслось в его голове панической мыслью. — Они не просто заражены, они стали приманкой!
Он вырвал свой разум назад, но было поздно. По невидимой нити его внимания, словно по молниеотводу, ударил ответный импульс — не грубый и разрушительный, а тонкий, ядовитый, несущий в себе леденящий холод тысячелетнего забвения и безмерного высокомерия.
— Кто ты, маленькая букашка, что осмелилась жужжать так близко к паутине? — в ушах Теодора прозвучал тихий, безжизненный голос, от которого кровь стыла в жилах.
Он дёрнулся, едва сохранив равновесие, и физически почувствовал на себе взгляд. Невидимый, всевидящий, исходящий со всех сторон сразу. Он попался, его раскрыли.
Сердце бешено колотилось. Он знал, что это был за голос. Такая мощь, такое презрение… Это мог быть только он. Сайлон. А даже если и нет, то кто-то его уровня силы. Мало какой тёмный маг мог позволить себе такую наглость, наглость воздействовать на разум самого инквизитора.
Не раздумывая, Теодор ринулся прочь от площади. Его миссия из разведывательной превратилась в миссию на выживание. Он не должен был вступать в бой, сейчас его задачей было ускользнуть и предупредить Элоди.
Теодор влетел в первую попавшуюся дверь, оказавшуюся входом в пекарню где даже сейчас глубокой ночью пекли хлеб готовя запасы перед осадой. Невзирая на удивлённые лица пекарей, он пробежал дальше на чердак, явно заброшенный. Пыль висела в воздухе густым облаком. Заперев засов, Теодор прислонился к стене, пытаясь перевести дух. Его руки дрожали, когда он снова завёл рукоятку граммофона.
— Элоди! — выдохнул он, когда светящееся облачко вновь материализовалось. — Это он! Здесь Сайлон! Я вступил с ним в контакт! Он…
В этот момент воздух на чердаке сгустился и почернел. Из тени, не отбрасываемой ни одним предметом, за спиной Теодора возникла фигура в рваном плаще с капюшоном. В её руках мерцала огромная, почти невесомая коса, сплетённая из теней и холода.
Призрак двинулся к Теодору бесшумно, словно плывя по воздуху. От него веяло таким леденящим холодом, что на стенах тут же выступил иней, а дыхание Теодора превратилось в клубы пара.
Лезвие косы, сплетённое из теней и самого окаменевшего мрака, казалось, пожирало свет; пространство вокруг него мерцало и искажалось, как над раскалёнными углями.
Теодор выждал наблюдая за отражением в золотом отблеске граммофона, затем отпрыгнул в сторону с криком:
— Щит веры!
Коса рассекла пространство, где он только что стоял, и лезвие из сконцентрированной тьмы чиркнуло по граммофону. Дерево и латунь не сломались — они обратились в мелкий чёрный пепел.
— Во имя… — рыкнул Теодор, срывая с себя плащ паломника, его кожа в этот момент блестела от защитных чар, но тут он замер, призрак, выполнив свою задачу, уже таял, растворяясь в тенях так же быстро, как и появился.
Через мгновение на чердаке ничто не напоминало о его визите, кроме горстки пепла на полу и уничтоженного устройства связи.
— Он не стал вступать в бой, просто лишил меня связи, отрезал от Ордена! — заключил Теодор.
Тишину на чердаке, всё ещё звонкую после визита призрака и уничтожения граммофона, внезапно взорвал грохот сорвавшейся с петель двери. Теодор резко обернулся, рука инстинктивно потянулась к рукоятке меча, но он успел лишь сделать шаг назад, как на него обрушился шквал криков.
На чердак вломились трое дородных пекарей, во главе с пожилой, но крепкой женщиной с лицом, пунцовым от ярости.
— Ах ты ж грабитель проклятый! — прохрипела она, тыча в него скалкой. — Я думала, крысы! А это вон что! Пока осада не началась, вся шваль тут похаживает!
— Успокойтесь, я не вор… — начал было Теодор, пытаясь сохранить самообладание.