Пока улица гудела, как растревоженный улей, я юркнул в открытую заднюю дверь лавки, нашел под прилавком тяжелый железный ящик с простейшим замком.
Возиться с отмычками я не решился — пока ими я владел слабовато. А тут надо было приложить лишь немного магии, в которой я со своими тренировками изрядно поднаторел, так что…
Камень Силы дрогнул под ключицей, по руке пробежала ледяная волна. Я прикоснулся пальцами к металлу, сосредоточился — и с глухим щелчком личинка замка повернулась на два оборота!
Я выгреб изнутри три золотых, полтора десятка серебряных, и пригоршню медных монет, сунул их в мешочек на поясе, выскочил обратно через заднюю дверь и растворился в том же переулке, откуда пришел.
На всё про всё ушло меньше двух минут.
Мы встретились на заранее оговоренной крыше в соседнем квартале. Джеки, запыхавшийся и довольный, уже ждал меня там.
— Ну что? — спросил он, и его глаза блестели азартом.
Я высыпал добычу на каменный парапет. Монеты весело звякнули.
— Четвертина — моему Барону. Четвертина — Барону Старого порта, — объяснил я, отделяя золотой и пятнадцать серебряных, — Остальное — пополам.
Вот так, за одно быстрое дело мы с Джеки нажили по целому золотому!
Конечно, из-за платы сразу двум Баронам половины прибыли пришлось лишиться — но я решил не рисковать. Всё же это было первое дело, организованное мной с кем-то. Мало ли, Джеки проболтается где-нибудь сколько денег мы умыкнули, потом это где-то всплывёт, дойдёт до Барона Старого порта — и у меня возникнут проблемы…
Не, в пень! Оно мне было не надо, и жадничать в таком случае не было никакого смысла. Конечно, я уже успел понять, что «теневые» не всегда платили прям каждому из Баронов! Своему — да, всегда, а вот сторонним…
Зависело от дела, цели, и ещё кучи разных обстоятельств.
Но сейчас я не видел смысла юлить — чтобы обезопасить себя.
Джеки взял свой золотой и с удовлетворением подкинул его на ладони.
— Неплохо! — довольно произнёс он, — Куда лучше, чем работать в одиночку!
Я кивнул, убирая свой кошель за пазуху, в тайный карман рубахи.
Здоровяк был прав. Шумный и, на первый взгляд, недалёкий, он оказался на удивление эффективным инструментом, которым после этого дела я ещё пару раз воспользовался!
Он не претендовал на лидерство, не задавал лишних вопросов, был доволен своей честной долей — и самое главное, доверял мне! Мы не были симорией, не клялись друг-другу в вечной дружбе.
Мы были двумя одиночками, которые нашли друг в друге временное, но выгодное дополнение. Джеки по-прежнему жил в Вороньем гнезде, на крыше, а я — в Трущобах. Наши миры соприкасались лишь на время «дел», и пока это устраивало нас обоих.
Пока в какой-то момент здоровяк вдруг не решил, что мы всё-таки друзья…
* * *
Мы сидели на плоской, прогретой за день крыше какого-то склада в Вороньем гнезде, свесив ноги над тёмной бездной переулка, и жевали мясные пирожки. Внизу, у подножия здания, гудела ночная жизнь района — крики пьяниц, скрип вывесок, доносившийся из открытых окон смех, музыка из таверн. Воздух был густым и тёплым, пах жареным луком, дёгтем и чем-то кислым.
Джеки молчал, перебирая в своих могучих пальцах серебрушки с нашей последней «делянки». Я уже собирался уходить.
— Ладно, Джек, до скорого. Найдёмся.
Я встал, и уже направился к лестнице, как он вдруг глухо произнес, не глядя на меня:
— Не зови меня так. Я Джеки.
Я остановился, повернулся и удивлённо поднял бровь.
— Эм-м-м… Ладно, не буду.
— Джек — это не моё имя. Папино.
Он замолчал снова, и тишина затянулась, став очень тяжёлой. Я не торопил здоровяка, чувствуя, что он хочет сказать что-то важное.
— У нас… у семьи… мастерская была, — наконец начал он, и его голос, обычно грубый и громкий, стал тихим и каким-то сдавленным, — В Новом Порту. У самых доков. Паруса, канаты… Всё самое лучшее! Лучшая парусина во всем Артануме, я тебе говорю! Отец… Он был мастер, настоящий! Не то, что эти жулики, которые дешёвым тряпьем торгуют. Он… — Джеки сглотнул, и его могучие плечи напряглись, — Он мог поспорить с любым капитаном, если тот плохую веревку требовал. Гордый был…
Он умолк, сжав кулаки.
— А мать… Мама всё считала. Всех этих жадных купцов и поставщиков в кулаке держала. И нас с отцом тоже, — На грубом лице Джеки промелькнула тень улыбки, быстрой, как вспышка молнии, — А я… Я в мастерской с детства лазил. Канаты эти таскал, рулоны с парусиной… Вот и вымахал таким.
Лицо Джеки вдруг исказилось. Словно его кто-то за горло схватил! Он резко отвернулся — наверное, чтобы я не увидел его глаз…
— А потом… Пожар… — просипел он, и в его голосе вдруг послышалась детская беспомощность, которую он так тщательно скрывал за своей медвежьей внешностью, — Всё сгорело. Всё… Мастерская… дом… Все, что они строили всю жизнь — всё сгорело за одну ночь.
Он сделал резкий, рваный вдох, будто ему не хватало воздуха.
— И они там… Они… — Он не смог договорить. Просто сидел, сгорбившись, огромный и вдруг бесконечно одинокий, уставившись в освещенные окна напротив.
Я молчал. Что можно было сказать? Ничего. Слова были бы пустыми и фальшивыми. Так что я просто ждал, но… Чувствовал горечь на своем языке — будто сам вдыхал дым того пожара…
Джеки резко встряхнулся, смахнул тыльной стороной ладони слёзы и обернулся ко мне. Его глаза были сухими, но в них стояла такая бездонная, звериная тоска, вперемешку со злостью, что мне стало не по себе.
— Что-то я много болтаю… Просто… Не зови меня Джеком, ладно? — его голос снова стал грубым, но теперь я понял, почему.
Эта грубость была щитом, за которым здоровяк прятал свою рану.
— Не буду, — пообещал я, и направился к лестнице.
Уже внизу, идя в сторону Трущоб по улицам Вороньего гнезда среди уличных танцовщиц, бродячих артистов с лютнями и гитарами, огнеглотателей, стражников со служебными жуками, расслабляющимися после тяжёлого дня горожанами и «теневыми», мельтешащими в толпе, я задумался.
И чем дольше думал, тем больше видел в истории Джеки дыр и нестыковок. Пожар. Случайность, или поджог? Отчего загорелась мастерская, гордящаяся качеством, где наверняка знали толк в смолах, маслах и прочей легковоспламеняющейся дряни? Такие люди как отец Джеки не роняют свечи на сухую парусину…
Да даже если и так — почему он оказался один, на улице? Куда делись друзья отца, клиенты, те самые капитаны, которые ценили его работу? Разве честный и