А я просил! Валентин Иванна! Честное слово! Я ей сказал: «Рожай! Отец обрадуется, от меня отстанет наконец-то». Только она не послушала, все время: «Что потом, и что потом?» А что потом? Да пусть хоть десять лет! Да хоть бы пять она со мной бы протянула!.. Вы же знаете, Валентин Иванна, вам оттуда повиднее, пять лет – это о-го-го! Вот дай вам сейчас пять лет. Вот сказали бы вам: «На тебе, дорогая, еще пять лет». Ну что, не огласились бы? Да взяли бы…
Малыш немного подумал, сомневаясь, выкладывать маме дальнейшее или не стоит. Но решился и заложил Алену с потрохами:
– А ваша Алена напилась тогда в зюзю. Я ее к морю носил освежаться. Сполоснул ее, в палатке у себя положил. Утром она мне говорит… Такая, знаете, крутая, говорит мне: «Малыш, а сколько тебе лет?» А я ей говорю: «Может, мне и поменьше, чем тебе, но я вчера в говно не ухлестался!» Она удивилась сразу: «Да? Так у нас ничего не было?» – «Не было, – говорю. – Ты мертвая лежала».
Малыш залил в себя последнюю текилу, и мысль созрела. Мысль подгоняла и толкала на мороз. Он быстро по привычке убрал за собой со стола, скинул в мусор огрызки лимона, туда же бросил пустые бутылки, вытряхнул пепельницу. Метнулся в спальню, там, в шкафу нашел свои джинсы, которые остались в Алениных шкафах с другими его вещами. Джинсы были на месте, и носки, его носки лежали в общей куче, Алена ничего не выбросила. Он оделся, и даже водолазку позаимствовал у Алены, предусмотрительно под свитер пододел.
В прихожей на трюмо валялся штраф за превышение, Алена вечно превышала, он взял квитанцию и на обратной стороне начал писать то самое письмо: «Алена, когда ты это прочитаешь, меня уже не будет…» Тут он вспомнил про виски, вернулся к бару, забрал бутылку и оставил там свое послание.
Малыш представил, как Алена утром раненько подойдет плеснуть в себя глоточек с кофейком: «Я устала, я не могу сразу уснуть после смены!» Откроет бар, а там – хи-хи хи-хи! Малыш пьяненько мелко засмеялся и поехал в Фергану бросаться с моста.
Он проснулся к обеду следующего дня. Его качало. Малыш подумал, что сидит на стиральной машинке. Рядом в ухо ритмично стучало: Та-кан, та-кан… Он узнал эту песню. «Колеса! Колеса стучат». Малыш открыл глаза и понял: «Я в поезде».
Сначала он себя ощупал. Все было на месте: джинсы, свитер, где-то рядом ощущались носки. Малыш огляделся. Его куртка висела на крючке, из кармана торчали сигареты и деньги, свернутые в пачку, странно, что Малыш их не потерял. Постель под ним была чистой, со свежим запахом стирального порошка. Полка, на которой он лежал, была удобной, достаточной по ширине, матрас был мягким. Дверь была с большим зеркалом, все ручки блестели, над головой висел телевизор, голубенькие шторки прикрывали окно, и самое желанное – бутылка минералки стояла рядом на столе. «Хороший поездок», – Малыш отметил.
Напротив, на соседней полке, он увидел длинные черные волосы и большую женскую попу в тигровых лосинах. «Алена», – встрепенулся Малыш. Девушка повернулась, он увидел чужое незнакомое лицо и успокоился. «Не Алена».
Было жарко, горло стянуло, он потянулся к столу за минералкой и на всякий случай спросил у девушки:
– Можно водички?
Она не ответила, только кивнула.
– Спасибо, – Малыш сделал несколько больших глотков и добавил. – Вы очень добрая.
Он проснулся пьяным. Алкогольная веселость еще не выветрилась, поэтому он улыбнулся девушке счастливой идиотской улыбкой.
– А вы тоже? – он решил поинтересоваться. – В Фергану?
Девчонка усмехнулась. «Еще одна звезда», – Малыш подумал, и повторил:
– А я в Фергану.
В Фергане Малыш провел свое детство, оттуда родом была его бабушка, там в последние годы служил отец, поэтому его туда и потянуло. Это там он научился готовить вкусный плов.
Как-то раз он решил покормить Алену по-человечески, принес к ней на кухню казан и все что нужно для плова. Она, задравши ножки, млела после ванны, а Малыш готовил.
– Мы неплохо жили в Фергане… – он ей рассказывал, обжаривая мясо. – Отец служил, у него была хорошая зарплата. Только он любил гульнуть. Иногда пропадал на пару дней, на неделю бывало… Но с мамой они не ругались. Она его ждала. А я на улице с пацанами болтался.
– И я на улице, – скуксилась Алена.
Она сама себе завидовала. Красивый мальчик, добрый, умненький, готовит ей пожрать! Казан приволок, баранину умеет выбирать, пахнет у него вкусно, и щетка его зубная, и бритва лежат у нее в ванной, и рубаху свою он швырнул к ней в стиралку. Но гладит себе пока еще сам, права не качает. Сколько продержится? Даже интересно…
– И вот однажды он таки ушел…
– Кто ушел?
– Отец ушел. А денег не оставил. Короче, жрать нам было нечего. Так вышло, ни хлеба, ни молока, вообще ничего не было. Мать там что-то наскребла, мы купили лепешек, пару дней на них сидели. Отца нет и нет.
– И что, она не могла занять нигде? – Алена таких раскладов не понимала.
– Не знаю… – Малыш впервые подумал об этом. – Не могла, наверно. Я помню, она все время грустная была. Болела, может быть. Не до меня ей было. А пацаны старшие ходили на станцию вагоны разгружать. И мне говорят: с нами пойдешь? Я есть хотел и пошел. Им всем по пятнадцать где-то было, а мне двенадцать, но мешки я тягал такие же, как они. В обед нам заплатили…
– Сколько?
– Мало, мало, Ален. Но я, знаешь, как рад был. Прикинь, мать голодная дома одна, где отец, никто не в курсе, а я иду домой, деньги несу.
– Умничка ты моя! – Алена раскинула руки, чтобы обнять Малыша. – Спартанское воспитанье у лапочки было. Дай обниму. Дай свою деточку обниму…
Малыш обнял Алену и медленно, отмеривая на глаз, заливал воду в рис.
– А как спина болела! С непривычки. Руки в мозолях. Я зашел на рынок, купил там плов, и домой бегу, несу скорее маму кормить.
Казан можно было оставить на некоторое время, Малыш убавил огонь и наклонился к Алене. Что-то его внезапно расстроило, он уткнулся носом к ней в грудь.
– Знаешь, как я ревел потом…
– Почему?
Алена посмотрела на Малыша, ей показалось, что он и сейчас заплачет.
– Почему? Что случилось?
– Забегаю в нашу квартиру… – Малыш продолжал, – «Мам! – кричу. – Я тебе плов принес!» Смотрю – тишина и ботинки отцовские в прихожей. Родители в своей комнате, не выходят. Я сажусь на кухню есть свой плов. И тут вижу – хлеб лежит на столе, виноград, колбаса… Открываю холодильник – там битком. Отец зарплату получил, вернулся. Но я все ждал, думал, выйдут, спросят: «Откуда плов?»…
– И что? – Алена торопила, – что родоки сказали?
– Ничего…
– Как?! Малыш?
– Да так, Ален… У нас всегда так…
Алена заревела. Так ей стало жалко мальчишку, который бегал по Фергане с коробкой плова. Заревела, запричитала: «Я не могу… Я не могу». Малыш ее же и утешал. «Не плачь. Молодые были родоки, глупые. Может, мы с тобой еще хуже будем». Алену утешал и сам за компанию поплакал. Малыш любил себя пожалеть.
Поезд качался, и Малыш качался на нижней полке. Опять ему вспомнился южный город, вспомнились улицы старые, узкие, и жаркий рынок, где чайхана работала до самой ночи. Он спросил у попутчицы:
– Девушка, а вы сами из Ферганы? Или в гости едете?
Звезда опять улыбнулась, надменно и насмешливо, как показалось Малышу.
– Поезд питерский, – она заявила. – Молодой человек… Мы в Питер едем.
Ой, да, да, да! Вот теперь Малыш и обратил внимание. А то все думал,