– Просто я не нашёл своего читателя, – начал оправдываться Петров. – Не успел. Если бы не тот кирпич. У меня много ещё не опубликованных произведений. Правда-правда.
– Я запросил отчёт по испытательному сроку, – начальник отдела кадров теперь взял папку. – Судьбы ваших подопечных не лучше ваших, простите, если их так можно назвать, произведений. Люди изо дня в день ходят по своим делам, на работу, и ничего в жизни у них не происходит. Никаких планов, мечтаний и неожиданного развития событий. За почти три месяца вы никого из них ни к чему не привели. У вас даже никто не желает стремиться к чему-либо. Я уж не говорю о каких-то свершениях в жизни.
– Ну, там в планах у меня было… – замялся Петров. – Попозже.
– Пока ваши планы дойдут до дела, кому-то на голову кирпич упадёт, – перебил его начальник. – Н е удивлюсь, что вашу судьбу такой же, простите меня, писака писал.
– Я ничего такого и не думал писать.
– Ещё бы. Слава Высшему, что на испытательном сроке запрещено заканчивать Книгу Судьбы кого бы то ни было.
С таким талантом вы так и останетесь Вершителем серых будней. Будете заполнять пробелы между событиями. Должен же кто-то ни о чём писать. А у вас это, смотрю, хорошо получается. Идите. Две недели осталось вам показать себя.
Петров шёл домой и чувствовал себя побитой собакой. По сути, ведь правда. Ничего интересного он ни тогда, ни сейчас не написал. Оставалось не более двух недель до окончания стажировки. С такими мыслями он дошёл до дома. Возле подъезда на скамейке сидела девочка.
– Здравствуйте, – поздоровалась она с Петровым.
Она вместе с семьёй недавно заселилась тут, и Петров иногда её видел из окна гуляющей во дворе. Других детей в их доме Петров не встречал, и она всегда была одна. Порою он размышлял и пытался представить, кто же написал такую судьбу. Впрочем, и таких историй хватало. Кто-то же их пишет.
– Привет. Как тебя зовут? – Петров присел рядом с девочкой на скамейку.
– Катя, – протянула она руку. – А вы Вершитель? Мне папа так сказал.
– Нет, – Петров грустно улыбнулся. – Я только стажёр ещё. И, кажется, очень плохой.
– А вы судьбу всех-всех можете написать?
– Вроде как должен. Но почему-то у меня это плохо получается.
Девочка Катя рассказала ему про свою судьбу и про то, что она не в обиде на Вершителя, который именно так всё написал. Тем более что здесь очень даже хорошо. Люди добрые и отзывчивые. Словно просто переехали в другой город. Жалко только друзей по двору, которые там остались, и за Барсика она переживает, пропадёт на улице без неё.
– Я вот чувствую их всех, и даже Барсика, но поделать ничего не могу, – рассказывала Катя. – А вы чувствуете тех, про кого пишете? Смотрите на жизнь их глазами?
– Как это? – удивился Петров. – Я только вижу, что у них до этого момента произошло, просто пишу, что в голову приходит, как фантазия позволяет.
– Так неправильно, вам надо сродниться со своим героем, посмотреть на мир его глазами, ощутить, что он чувствует, тогда у вас хорошо начнёт получаться. Правда, деда Боря?
Петров не заметил, как к ним присоединился какой-то дедушка, Петров иногда видел его здесь помимо других жильцов.
– Правда, – улыбнулся дед. – Вам бы, писакам, вместо того чтобы бумагу марать, делом полезным заняться. Я бы хотел многое своей бабке сказать, да на путь истинный её направить, пока жива, но… – дед Боря махнул рукой. – Видит око да зуб неймёт.
Попрощавшись, Петров пошёл домой и сел перед печатной машинкой. Не давали ему покоя слова девочки Кати. Может, и правда всё главное – не в фантазии? Может, сюжет прочувствовать надо со стороны героя?
Мысль пришла сама собой. Петров позвонил по оставленному номеру телефона и попросил книги Кати и того деда Бори. После того, как он объяснил причину такого запроса, ему сказали ждать, и если одобрят, то принесут. Позже всё-таки принесли.
Весь вечер он просидел за Книгами Судеб со штампом «конец» и изучал прошлые записи, точнее, пытался прочувствовать, а не просто увидеть их прошлую жизнь. Делал заметки в блокноте.
Оказалось, что этот дед с оставшейся в том мире бабкой приходится роднёй людям, живущим в одном доме и даже в одном подъезде с ранее жившей там Катей со своими родителями. Кроме Барсика, у Кати никого больше не осталось в том мире.
Собрав черновики своих записей и запросив ещё книгу жены деда Бори, Петров вернулся и сел за работу. Книгу бабушки принесли уже без проблем, видимо, решили, что она как раз по силам стажёру. Сюжеты там закручивать было без надобности, и можно уже спокойно рано или поздно подвести к штампу «конец». Не Петрову, конечно, которому ещё не положено, но будни писать можно, серые и плоские, всё, как Петров умеет.
Через несколько дней он снова встретил во дворе Катю.
– Мне кажется, что я нащупал сюжет и смогу даже твоему Барсику помочь, – сразу начал Петров. – До завтрашнего дня там уже написано, но мне твоя помощь тоже потребуется, возможно, даже скорее всего, мы нарушим какие-то правила тут, но…
Петров рассказал Кате о своём плане и попросил быть её завтра дома в указанное время. Та даже сомневаться не стала.
– Вы станете хорошим Вершителем, – перед тем как идти домой, обняла его Катя.
– Хотелось бы…
Следующим утром Петров пробудился ото сна и, не успев выпить кофе, незамедлительно приступил к делу. Прежде чем вставить лист в печатную машинку, он спустился в квартиру, где жила Катя.
– Ты готова? Всё ли ты помнишь, что должна говорить?
Если что, вали всё на меня, – произнёс он.
Катя заверила его, что всё непременно будет хорошо.
Петров вернулся к себе. Уселся за стол и, хрустнув пальцами, прикоснувшись к клавишам печатной машинки, продолжил с того места, на котором остановился предыдущий Вершитель.
«Тяжело поднявшись с лавки, она подошла к подъезду. Взглянув на домофон, наугад набрала номер. Если откроют, не спросив, кто и к кому, то не поленится лично подняться к этому наркоману и выскажет ему всё. Или к проститутке. А если повезёт, то застанет обоих дома. Что из-за таких, как они в подъездах ссут, срут и жгут газеты в почтовых ящиках. А если спросят,