– Я тебя услышала, – ответила Лейла. – Поверь мне, никто не слушает тебя внимательнее, чем я. Но это не значит…
– А ты знаешь, сколько слов я произнесла за все это апокалиптическое утреннее интервью? Могу сделать подсказку – их можно сосчитать по пальцам одной руки. Каждый из вас сказал больше, чем я. Каждый.
Я взглянула на Лейлу – она положила вилку рядом с тарелкой и показалась мне усталой, даже изможденной, несмотря на свой шикарный внешний вид. И я впервые задумалась, как же тяжко ей, должно быть, пришлось за эти два последних года.
– Господи боже, – продолжала Дороти, – да неужели я до сих пор не заработала право поступать как вздумается? Что мне еще для этого сделать!? И в любом случае, что мне еще терять-то?
– Ты знаешь, что это неправда, – тихо произнесла Лейла. – Ты для многих являешься примером, опорой…
– Я просто хочу поговорить с несколькими людьми. Возможно, помочь выяснить, почему в доме по соседству убили женщину. А в процессе обелить свое имя, поскольку меня явно сочли заинтересованным лицом на основании нескольких телефонных звонков! – Дороти схватила стакан с водой и сердито отпила из него. – Уже не говоря о том, что кто бы ни совершил это преступление, он попытался обставить дело так, словно Вивиан покончила с собой из-за моего поражения на выборах.
– Естественно ты можешь делать что угодно, – медленно молвила Лейла, соглашаясь. – Но в мои обязанности входит высказывать тебе свое мнение прямо, и я считаю, что это плохая идея. Очень плохая. Старший полицейский явно пытался выставить тебя виноватой, и готова спорить на что угодно, что он голосовал за…
– Да мы не о выборах сейчас говорим! Эти проклятые выборы тут ни при чем!
Дороти хлопнула ладонью по столу с такой силой, что ее полный вина бокал подпрыгнул и перевернулся. Потрясенные, мы смотрели, как она поднимает его, кладет салфетку на быстро расползающееся пятно и безуспешно пытается его вытереть. Это продолжалось, наверное, с минуту, потом она наконец подняла голову.
– Простите.
Лейла покачала головой.
– Тебе не за что…
Дороти подняла руку.
– На самом деле мне за многое нужно извиниться. Я не взываю к коллективной жалости и не напрашиваюсь на комплименты, поэтому, пожалуйста, позвольте мне сказать. – Она сложила влажную салфетку и отложила ее в сторону. – Я так устала, что мной управляют – комитет, фокус-группы, – и что они трясутся в ужасе даже перед самым пустяковым решением. Потому что неважно, сколько мнений я учту, мне все равно прилетит. Я все еще претендент, проигравший выборы, человек, на чьих плечах лежит ответственность за то, что их выиграл тот мужчина, а не эта женщина. – Она ткнула себя пальцем в грудь. – Я. Я должна была победить, и винить стоит только меня. Так что я не спрашиваю чьего-то мнения, – она встретилась взглядом с Лейлой, – как бы сильно я его ни уважала. Я просто сделаю то, что решила, и точка.
Она взяла вилку и отправила в рот лист салата.
– Но я все равно пойду с тобой, если ты хочешь, – сказала Лейла мягко. Я никогда не слышала такой теплоты в ее голосе.
Дороти покачала головой, мы подождали, пока она проглотит салат.
– В этом нет необходимости. Знаешь, возможно, ты и права. А я никогда не прощу себе, если ты из-за меня попадешь в беду.
– Ну, а я точно хочу пойти, – встряла я.
Я пыталась не смотреть на Лейлу, но ее взгляд притянул мой, как магнитом, и я прочитала в ее глазах: «В самом деле, Брут? Вот ты как?»
– Хорошо. – В голосе Дороти сквозило удивление, словно я была щенком или ребенком, который вдруг что-то пропищал из своего уголка, напомнив о своем присутствии. – Кто знает, может, этот эпизод каким-то образом войдет в книгу?
«Ох, дамочка, – подумала я, запихивая комок яичного белка с текущим из него желтком в рот как можно быстрее, чтобы не капнуть на одежду, – еще как войдет».
Глава 22
Служба охраны пришла в не меньший ужас, чем Лейла, услышав о решительном намерении Дороти отправиться в Хрустальный дворец. Офицер Доннелли так и вовсе наотрез отказался везти ее, после чего Дороти просто направилась в лес позади дома, даже не оглянувшись. Я поспешила за ней, с облегчением поняв, что сбоку ко мне пристроилась офицер Чои, а не Телохранитель.
Вскоре мы не без труда прокладывали себе путь среди лабиринта деревьев, то и дело проваливаясь в сугробы, наметенные у крупных стволов. К счастью, у меня хватило ума попросить сотрудника, который летал за моими вещами, привезти и зимние ботинки. Мы все молчали. Я всегда предпочитала зимнюю тишину летней какофонии – не потому что наслаждалась этими идеальными минутами молчания, а потому что на ее фоне отчетливо были слышны любые звуки: легкий скрип снега под ногами, внезапное чириканье какой-то птахи, прыгающей по голым веткам высоко над головой, беготня, как я надеялась, белок и бурундуков по лесной подстилке. То и дело наушник офицера Чои что-то крякал, и она что-то бормотала в ответ.
– Так что мы будем делать, если застанем там полицию? – наконец нарушила я тишину.
Дороти остановилась без предупреждения, и мы с офицером Чои тоже. Мы дышали гораздо тяжелее, чем мне казалось на ходу, вокруг нас поднимались густые облака пара.
– Они могут попросить нас уйти, и мы, естественно, уйдем. – Я кивнула. – Если с этим проблемы, вы можете вернуться, – продолжала она.
– Проблемы с тем, чтобы поиграть в сыщика? Вы шутите?
Дороти прищурилась и вытянула в задумчивости губы, глядя на меня. В совокупности со стоявшим вокруг холодом это движение окончательно превратило ее щеки в округлые румяные яблочки.
– И не думала.
Мы пошли дальше.
– Знаете, кем я хотела стать, когда вырасту? – спросила Дороти некоторое время спустя. Я покачала головой. – Писателем. Много лет назад мне дали установку никогда никому об этом не говорить, потому что люди этого не поймут. Потому что эта деталь не вписывается в историю того, как я стала политиком. – Она помолчала. – И если подумать, то писатель – практически противоположность политика.
– Ну, это один из самых приятных комплиментов, которые я получала.
Незамысловатая шутка, но Дороти все равно рассмеялась, спугнув кардинала с дерева по соседству.
– Клянусь! Я бесконечно уважаю людей, которые способны сесть и создать что-то… из ничего. И я, конечно же, всегда любила книги. Это прозвучит слегка драматично, но все эти годы они оставались моим лучшими друзьями.
Я