В прошлый раз туман шел из подвала и растекался по первому этажу, но теперь он поднимался откуда-то еще ниже, из-под земли. В памяти вновь всплыла легенда о Владыке Жара, чей приход предвещал белый туман, боге земли, которому приносили в жертву беременных женщин. По спине пробежал холодок, и она поспешила прочь, сквозь туманное озеро. Эльдар прав: лучше держаться от общежития как можно дальше.
По дороге она невольно всматривалась в лицо каждого встречного, но прохожие ничего не знали о случившемся в общежитии. Шахтар начал обычный день, и городу словно не было никакого дела до трагической судьбы одной девушки. Все вокруг было настолько нормальным, что утренний ужас начал казаться лишь страшным сном. Когда Надя дошла до библиотеки, то почти успокоилась. «Быть может, – понадеялась она, – будет не так много посетителей…»
– О, как ты рано сегодня, – приветствовала ее гардеробщица и громко зевнула. – Что вдруг случилось?
– Н-ничего, – запнулась Надя. Она не ожидала от старушки такой проницательности. – Просто… не выспалась.
– Ой, понимаю, – кивнула та. – Бывает, наговоришься к вечеру с подружайками, потом всю ночь не спишь. А поговорить всегда есть о чем. Как там ваша беременная, мужика-то не нашла своего? Все только об этом и судачат, бывает же такое!
Надя остановилась на полпути к спасительной двери архива. Вопрос повис в воздухе, требуя ответа и приковывая ее к земле.
– Она…
Слова застряли в горле, стальным кулаком сжали сердце, и она судорожно втянула воздух. Никто еще не говорил о Ларисе как о покойной, и она не могла заставить себя произнести это. Да, Эльдар и остальные упоминали труп, но это как будто было чье-то другое тело, просто объект, с которым врачам придется работать. Только слова могли связать то посиневшее тело с молодой красивой блондинкой, которую Надя еще помнила счастливо отдыхающей у костра, и она не могла заставить себя сказать эти слова вслух.
– Чего она? – переспросила гардеробщица.
Надя попыталась что-то ответить, но язык не слушался. Подбородок задрожал, в глазах невыносимо защипало, и она разрыдалась посреди вестибюля.
* * *
Новость о смерти учительницы разнеслась по городу еще быстрее, чем новость о ее беременности. Михаил пришел в библиотеку уже в подавленном настроении и первым делом спросил Надю, как она себя чувствует. Она попыталась заверить коллегу, что все в порядке, но красные глаза и судорожная икота выдавали ее с потрохами. Вокруг наседкой суетилась гардеробщица и подсовывала девушке то носовой платок, то чашку горячего чая. Глотнув, Надя поперхнулась: чай был наполовину разбавлен алкоголем. «Пей, пей, нервы успокоишь», – приговаривала гардеробщица, загораживая ее от ранних посетителей. Пить на работе Надя не собиралась, но от такой сердечной заботы стало немного легче.
Поработать ей так и не дали. Михаил вежливо, но твердо заявил, что справится с библиотекой сам, и посоветовал ей пойти домой или подышать свежим воздухом. В общежитие Надя возвращаться не хотела, идти в город – тоже. Шахтар наверняка гудел сплетнями и пересудами, а слушать подобное она была не в силах. Так она и бродила весь день от одного стеллажа к другому. Взрослых она избегала, оставляя их на коллегу, а вот с детьми общалась с удовольствием. Для них, еще не знающих о трагедии, как будто ничего не изменилось, и Надя пользовалась возможностью убежать от неусыпно преследующего чувства вины. Ни слова Эльдара, ни доводы разума никак не могли его успокоить, и девушка могла только ждать, надеясь, что время заглушит укоряющий голос в ее голове.
Еще до конца рабочего дня в библиотеку нагрянул Женя. Надя заметила в отражении стекла, как он бежит к ней, и не успела даже поздороваться, как педиатр обнял ее так крепко, что она с трудом удержала чашку с чаем.
– Пусти! – взвизгнула Надя, и парень тут же разжал руки. – А если бы я кипяток разлила?! Обжегся бы!
– А. – Испуганное выражение его лица сменилось облегчением. – Прости, не заметил. Я просто…
– Уже знаешь новости? – печально улыбнулась Надя.
Он был первым за вечер, с кем она заговорила про Ларису. То ли прошедшие часы, то ли силой влитый в нее гардеробщицей чай с дешевым коньяком притупили восприятие, и Надя даже смогла не расплакаться. Наверное, все слезы она выплакала утром.
– Ужас, конечно, – вздохнул педиатр. – Ты как?
Она пожала плечами.
– Проревела тут все утро, – призналась она со смущенной улыбкой. – А сейчас… не знаю. Никак. С одной стороны, я ее толком и не знала. А с другой… Я видела ее в тот вечер. Я могла поговорить с ней и…
– И ничего бы не изменилось.
Она подняла на него взгляд, и Женя быстро поправился:
– Я не хочу сказать, что ты бы… Нет, не так. В общем, если и есть кто виноватый, то это точно не ты. Поверь, половина больницы куда виновнее тебя. И вот они совестью не мучаются.
– Уж извини, что я такая совестливая, – хмыкнула Надя.
От слов о погибшей в памяти вновь всплыл затянутый туманом двор перед общежитием, трещины на измученном трясками здании, мертвые цветы и сырая земля, кишащая червями. Легенда о Владыке Жара и Борис, побелевший от новости о беременности девушки. Если старые легенды правдивы, то…
– Представить не могу, что теперь с нами будет.
– Не переживай. – Женя обнял ее за плечи, даже не подозревая, что именно она имела в виду. – Я позвонил домой сегодня. В детали не вдавался, конечно, но постараемся устроить все как можно быстрее.
– Ты о чем?
– О моем переводе, – напомнил он. – Мы можем уехать уже в следующем месяце, но для этого нужны бумаги. Дети всех работниц загса на моем участке, так что с датой проблем не будет. Знаю, сейчас не самое подходящее время, но все же… Надя, ты выйдешь за меня?
Она молча уставилась на парня, но тот выглядел так серьезно и смущенно, что сомнений в его намерениях быть не могло. Против воли на лице вылезла улыбка, и девушка рассмеялась. Женя покраснел еще сильнее, но она не могла остановиться. Маятник чувств качнулся в другую сторону, и все утренние слезы теперь аукнулись ей истерическим хохотом.
– Прости, – выдавила она между приступами смеха, – прости, пожалуйста, я не хотела! Просто… я совсем этого не ожидала!
С трудом успокоившись, она вытерла выступившие слезы и договорила:
– Никогда бы не подумала, что мне сделают предложение в день чьей-то смерти.
Женя тоже выдавил смешок, но смутился еще сильнее.
– Потому я и сказал, что время не лучшее, – пробормотал он. – Но я