— С ветерком. — Роен тут же опустил руки и сделал шаг назад.
— Тётя! Тётя! — девушку настойчиво подёргал за подол рубахи мальчонка лет пяти. Плохо одетый, чумазый, худенький. Давеча Мирослава видела, как его отец приходил опохмеляться. — А ты ещё сказку расскажешь?
— Расскажу, — улыбнулась Мира и потрепала русые, колечками вьющиеся волосы. — Но сначала поедим. Пойдёшь со мной?
Мальчишка недоверчиво глянул, осторожно кивнул. Роенгарр тоже смотрел озадаченно.
— Дай несколько медяков, — смущённо попросила девушка…
Распустив остальных ребятишек, она отвела Бояниных детей и Родьку в дом. Зашли они с чёрного входа сразу на кухню, устроились в закутке возле печки, дабы не мешать стряпухе, у которой за плату испросили молока и свежего хлеба. Народу к вечеру понабежало-понаехало много, и Бояна была дюже благодарна, что за её сорванцами присматривают, а то обычно они не столько помогали, сколько мешались под ногами. По поручениям стряпухи в кладовую и на двор бегал её сын — рябой парень в лаптях, местный вышибала. Здесь Анфим приносил хоть какую-то пользу, тогда как в зале в основном клянчил у гостей дармовую выпивку. На Мирославу парень поглядывал с интересом, прислушивался, и, наконец, не удержавшись спросил:
— Ладно баешь, сказочница. Сама отколь будешь?
— Из Малиновки, — дружелюбно отозвалась девушка, однако смотреть продолжала на детей и в первую очередь на Родьку, разомлевшего от сытости и доброго к себе отношения. Она уже знала, что год назад его мать умерла от вторых родов и что других родственников у них с батькой в Мамаево не было, поскольку сами они приезжие. Отец много пьёт, а за мальчонкой вполглаза приглядывают соседи.
— Из Малиновки… — задумчиво протянул Анфим. — А где это?
— Ты давай картошку чисти, — напомнила ему мать, тыльной стороной ладони отирая со лба пот.
— Примерно в трёх днях пути, — прикинула Мира.
На кухню вошла Бояна с подносом, полным грязной посуды, сгрузила тяжёлую ношу в кадку с водой и принялась возбуждённо рассказывать:
— Там мужики из Приозёрья толкуют, что дракона видели и будто бы он двух путников вместе с конями пожрал. Девицу и парня. Ни следа не осталось. Вот теперь они к наместнику спешат с докладом.
Стряпуха охнула. Анфим уронил нож. Тот рыбкой скользнул меж картофелин на дно ведра. У детей глаза заблестели от восторга: это тебе не сказка, а взаправду, что намного интереснее, хоть и страшнее.
Теперь Мирослава поняла, почему Роен поспешил с продажей лошадей. Она встала и подошла к служанке:
— Бояна, разговор есть.
— Чего тебе, девонька?
— Насчёт Родьки. Устроить бы его сюда в услужение с проживанием.
— Да что ты, родная, — вздохнула женщина. Видно было, что мальчонка ей тоже нравится. — Он же маленький. Какой с него прок? А на лишний рот Иреней не согласится.
— А если за деньги? — Мирослава понимала, что стоило для начала с Роенгарром посоветоваться, но, судя по услышанному, времени у них на это не осталось. — Я оплачу расходы за три-четыре года, а там он подрастёт и уже реальную пользу приносить будет.
Прислушавшаяся к их разговору стряпуха, усмехнулась:
— Ишь, как бывает. Повезло тебе, Родька. И с чего бы тебе, девонька, за него радеть? Сколько их, босяков, по свету бегает? Каждого пригреть не получится.
— А не надо каждого, надо ближнего, — подмигнула ей Мира. — Если все будут так поступать, то непременно получится.
— Ну как знаешь…
Роенгарра девушка нашла в своей комнате. Он собирал и увязывал её вещи. Смутившись, Мирослава принялась помогать, между делом рассказывая о своей задумке:
— Ты сколько денег за коней выручил? На три-четыре года сытного житья хватит?
— То есть ты предлагаешь отдать все деньги какому-то незнакомому мальчишке? — скептически изогнул бровь мужчина, глядя на девушку сверху вниз — она как раз сидела на корточках, стягивая горловину торбы.
— Его зовут Родька, а деньги я отдам Бояне, которая за ним присмотрит, — принялась оправдываться Мира, чувствуя себя неловко, будто сильно сглупила, но в чём именно пока не разобралась.
— А как же его отец? — продолжал наседать дотошный дракон. — Вдруг он будет против? И, кстати, почему ты о его судьбе не беспокоишься? Потому что он пьёт? А может, он делает это из-за безвременной кончины жены? Ему помочь не желаешь?
— Он — взрослый, — вконец растерялась девушка. Да что на Роена нашло? Взыграло пресловутое драконье сребролюбие? — Слушай, как только смогу, я тебе всё отдам.
— Сможешь? Когда? — скрестил руки на груди мужчина.
Мира выпрямилась.
— Приедем в Иллирос, у Милеи взаймы попрошу.
Девушка протянула руки вперёд и сложила ладошки лодочкой, приняв такой трогательный вид, что Роенгарр не выдержал:
— Ладно.
Просительница радостно подпрыгнула на месте.
— И ещё — насчёт отца Родьки. Говорят, сильный испуг иногда помогает бросить пить. Вот что он подумает, если увидит дракона?
— Ни слова больше. Вещи бери. Нам пора, — отрывисто произнёс мужчина и развернулся к двери, пытаясь сдержать то ли рык, то ли смех.
Глава 9
На этот раз лететь на драконе оказалось гораздо удобнее и не так страшно. Во-первых, Мирослава была соответствующе одета. Во-вторых, оказывается, Роенгарр собирал её вещи вовсе не из-за спешки и не по доброте душевной, а чтобы уравновесить между собой обе их торбы — связанные и перекинутые через шею, они служили прекрасными подпорками под ноги. В-третьих, Роен окружил Миру невидимым коконом густого тепла, который не только защищал от холода, но и от сильного встречного потока воздуха: теперь можно было не переживать за обветренное лицо и повышенную лохматость после приземления. В-четвёртых, держаться самой практически не приходилось, чудесно удлиняющиеся драконьи рога оказались настолько гибкими, что обвили талию девушки, надёжно удерживая её на месте. Неудивительно, что Мирослава примерно с середины полёта начала клевать носом. Восторг и трепет, вызванные ощущением бездны под ногами, постепенно ослабли, а переживания прошедшего дня дали о себе знать. Вот только опереться, чтобы уснуть по-настоящему, было не на что. Мира слегка заваливалась то в одну, то в другую сторону, тут же вздрагивала и просыпалась. Тогда ей в голову пришла мысль лечь дракону на шею.
— Можно я посплю? — сказать пришлось громко, практически крикнуть. От звуков чудесный кокон не отгораживал, и свист ветра