— Виноват, ваша милость! Виноват! Это я! Это всё я! — он запричитал, ползя к судье.
— Что «ты», ничтожество? — зарычал Бундзи.
— Я… я видел вашу прекрасную печать, когда убирался! — всхлипывал Дзюнъэй. — Она укатилась! А я испугался, что вы меня накажете, и ничего не сказал вам! Но она там должна быть! Под вашим креслом!
Все глаза устремились под роскошное кресло судьи. В полумраке действительно было что-то похожее на камень.
Пока судья и охранники в замешательстве пялились под кресло, Дзюнъэй метнулся. Не к выходу. К тому самому охраннику. Его рука метнулась вперёд и выхватила из кармана ошеломлённого стражника… подделку своего клана, более качественную.
В зале повисла оглушительная тишина. Все смотрели то на Дзюнъэя с печатью в руке, то на охранника, чьё лицо побелело от ужаса.
— Вот… вот ваша печать, ваша милость! — торжествующе прокричал Дзюнъэй, протягивая камень судье. — Этот негодяй украл её и хотел чтобы обвинили нас!
Судья, красный от ярости и неразберихи, выхватил у него печать, сжал в кулаке, потом посмотрел на охранника.
— ЭТО ЧТО ЕЩЁ ЗА ЦИРК?! — завопил он так, что задрожали стены. — ВЗЯТЬ ЕГО!
Охранники, опомнившись, набросились на своего фальшивого коллегу.
Акари, не теряя ни секунды, снова вцепилась в Дзюнъэя.
— Ну, ясно, спектакль окончен! — рявкнула она, таща его к выходу. — Изыди, тупица, пока тебя тоже не заподозрили в этом бардаке!
На этот раз их никто не остановил. Они выбежали на улицу и пустились наутёк, оставив за спиной дом судьи, полный криков, обвинений и всеобщего хаоса.
Отбежав на безопасное расстояние, они остановились, прислонившись к стене. Акари смотрела на Дзюнъэя с новым, почти уважительным изумлением.
— Ты… ты гениальный сумасшедший, — выдохнула она. — Ты не только украл печать и подменил её. Ты устроил гражданскую войну в его охране! Заказчики будут в ярости!
— Нет, — запыхавшись, сказал Дзюнъэй. Есть еще одна сторона, они и будут виноваты. В том, что подменили подделку на подделку, а когда исчез оригинал, останется неизвестным.
Акари уставилась на него, и медленно, широко улыбнулась.
— Ладно, — сказала она. — Ты не сумасшедший. Ты — бог хаоса в облике идиота. Я почти впечатлена. Пошли, гений. Покажи эту штуку Оябуну. Посмотрю, как у него глаза на лоб полезут.
* * *
Замок Кагэнори вассала даймё Уэсуги, был не роскошным дворцом, а суровым, приземистым крепостным сооружением, вросшим в скалу как гриб-паразит. Его стены из тёмного, потрёпанного ветрами камня видели немало осад и пахли страхом, потом и дымом. Именно сюда, в самое логово врага, предстояло проникнуть Дзюнъэю и Акари.
Их легенда была проста и гениальна в своей обыденности. Они были братом и сестрой из разорённой деревни, нанятыми на подённую работу — он для чёрной работы во дворе, она — на кухню. Их документы, подделанные мастером Косукэ, были безупречны, а истории — до слез жалки.
Их приняли без лишних вопросов. Руки были нужны.
Работа Дзюнъэя была монотонной и неблагодарной. Он мел дворы, чистил отхожие места, таскал воду и дрова. Но для него это был ключ от всех дверей. Метла и скребок были его пропуском.
Он заметил, что смена караула у восточных ворот запаздывает на ровно сто ударов сердца — солдаты задерживались, чтобы попрощаться с поварихами. Он вычислил, что патруль по северной стене, самой холодной и продуваемой, всегда сокращал путь, срезая его через участок за кухней, где пахло жиром и было тепло. Он научился различать шаги начальника стражи, тяжёлые, мерные от шагов простого солдата, нервные, частые. Он знал, что скрип третьей ступеньки на лестнице в главную башню предупреждал о приближении за пять секунд. Всё это он запоминал, не делая ни единой пометки. Его дневником была собственная память.
Акари попала в самое сердце информационного потока — замковую кухню. Это был адский уголок, полный пара, чада, ворчания поваров и болтовни служек.
Солдаты, заглядывая «попробовать похлёбку», болтали обо всём: о скуке гарнизонной жизни, о новом строгом командире, о том, что в подвале западной башни «даже крысы дохнут, наверное, призраки водятся». Она быстро вычислила, кто из офицеров любит сладкое и был в милости у повара, а кто вечно сидел на диете и ходил хмурым и, следовательно, был не у дел. Она заметила, что провизию на дальние караульные посты на стенах относили раз в три часа. Она впитывала информацию, как губка, фильтруя сквозь себя потоки сплетен и жалоб, выискивая крупицы золота.
Самым большим испытанием для Дзюнъэя стал не начальник стражи, а старый дворецкий Дзин, человек, который, казалось, был ровесником замковых стен. Он был худ, как щепка, и обладал взглядом орла, видящим грехи даже у мух.
Дзин питал патологическую ненависть к грязи и лени. И он сразу же выделил нового уборщика.
— Ты! Парень с лицом лунного печенья! — его скрипучий голос резал воздух, как нож. — Это что такое?
Дзюнъэй замер с метлой в руках.
— Э… двор, господин Дзин?
— Двор? — Дзин подошёл так близко, что Дзюнъэй почувствовал запах камфоры и старого дерева. — Я вижу тридцать семь камней мостовой, на которых есть пятна! Тридцать семь! Ты называешь это чистотой?
С этого дня за Дзюнъэем закрепили «особую честь» — наводить идеальный лоск на медную посуду на кухне. Венцом творения был огромный котёл для приготовления риса, огромный, как колесница, и почерневший от многолетней копоти.
Дзюнъэй часами сидел на корточках, оттирая его смесью песка, уксуса и собственной ненависти. Дзин периодически подходил, тыкал в котёл костлявым пальцем и фыркал.
— Здесь, видишь? Отсвет моего лица должен быть идеальным, без единого пятнышка! А я даже не вижу очертаний своего носа! Это неприемлемо!
Акари, пронося мимо корзину с овощами, каждый раз не могла удержаться от комментария.
— О, смотрите-ка! Наш герой находит общий язык с местной аристократией! Уже договорились о помолвке? Брак с медным котлом — я вижу в этом большой потенциал.
— Может, он подарит мне на свадьбу новую тряпку для полировки, — мрачно бормотал в ответ Дзюнъэй, оттирая с локтя прилипшую сажу.
— Не отвлекайся! — тут же раздавался скрипучий голос. — Левая сторона котла плачет от твоего пренебрежения!
Но именно эта каторжная работа дала Дзюнъэю невероятный доступ. Таская котёл туда-сюда, чтобы сполоснуть его, он мог заглядывать в казармы, подсобки и даже постучать по полу в поисках потайных люков. Никто не обращал внимания на жалкого уборщика с его вечным медным компаньоном в руках.
Однажды, когда Дзин заставил его драить уже сияющий, как зеркало, котёл в седьмой раз за день, Дзюнъэй не выдержал. Он поймал отражение старика в меди и