Дзюнъэй вышел, чувствуя себя не облегчённым, а ещё более запутанным. Оябун не отверг его сомнения. Он признал их. Но признал как нечто, что нужно взять под контроль, как опасное, но полезное животное, которое можно приручить и направлять.
Он посмотрел на свою руку, сжатую в кулак. Он был инструментом. Но инструментом, который начал сомневаться в руке, что его держит. И это было страшнее любой опасности, с которой он сталкивался прежде.
* * *
Воздух в пещере Оябуна, всегда плотный и насыщенный запахом старого камня, влажной земли и старой бумаги, сегодня казался особенно густым. Он был тяжёлым, как свинцовое одеяло перед грозой, и каждое движение в нём давалось с усилием. Дзюнъэй стоял по стойке «смирно», чувствуя на себе взгляд Мудзюна — неподвижный, всеведущий, словно взгляд самой горы.
Акари, стоявшая рядом, излучала привычную собранность. Лёгкая улыбка тронула уголки её губ — намёк на азарт охотницы, почуявшей наконец-то достойную дичь. После истории с монахом она словно старалась доказать себе и всем, что её уверенность непоколебима. Для неё этот вызов был лекарством.
Оябун не торопился. Его пальцы с выпирающими суставами медленно перебирали свиток, испещрённый аккуратными столбцами иероглифов. Рядом на низком столике дымилась чашка простого ячменного чая — никакой роскоши, только суровая практичность.
— Вы проделали… приемлемую работу, — наконец произнёс он, и его хриплый голос разорвал тишину, как ткань. — Не идеальную. Слишком много шума там, где нужна тишина. Слишком много мыслей там, где нужна пустота. Но результат достигнут.
Он отложил свиток и поднял на них глаза. В его взгляде не было ни одобрения, ни порицания. Был лишь холодный расчёт.
— Но детские игры окончены. Пришло время для дела, которое определит будущее нашего клана на десятилетия вперёд. Возможно, навсегда.
Он сделал паузу, давая словам осесть, впитаться, как вода в сухую глину.
— Наш покровитель, даймё Уэсуги Кэнсин, столкнулся с угрозой, которую нельзя устранить в открытом бою. Его враг хитер, умен и могущественен. Его армия сильна, его генералы преданы, а его земли процветают. Его амбиции простираются далеко за пределы его провинции. Он — буря, которая скоро сметёт все на своём пути, если его не остановить.
Мудзюн снова взял со стола лист бумаги и быстрым, точным движением нарисовал на нём стилизованный иероглиф — «тигр». Он был яростным и полным скрытой силы.
— Враг нашего покровителя — могущественный и опасный зверь. Такэда Сингэн. Тигр Каи.
В пещере повисла гробовая тишина. Даже Акари замерла, и её самодовольная улыбка растаяла, сменившись благоговейным ужасом. Имя Такэды Сингэна знали все. Это был не просто ещё один даймё. Это был стратег, легенда, живой бог войны. Убить его… это было всё равно что попытаться поймать молнию в бутылку.
— Его растущая сила, — продолжил Оябун, не обращая внимания на их реакцию, — угрожает стабильности всего региона. Баланс сил рухнет, и начнётся война, которая сожжёт наши земли дотла. Наш долг — перед кланом и перед нанимaтелем — предотвратить это. Он должен быть остановлен.
Дзюнъэй почувствовал, как у него похолодели руки. Убийство даймё такого уровня… Это был не шпионаж и не кража. Это был акт, который мог изменить ход истории. Месть за такое будет не просто страшной. Она будет тотальной. Клан Тенистой Реки сравняют с землёй, выжгут огнём, посолят почву, на которой он стоял, и каждому, кто носил имя Кагэкава, будет уготована мучительная смерть. Они станут не просто наёмниками, совершившими убийство. Они станами орудием, которое сломало самую мощную фигуру на политической шахматной доске. И орудие после этого принято ломать.
— Ваша миссия, — голос Мудзюна прозвучал оглушительно громко в этой тишине, — найти логово Тигра. Проникнуть в него. Изучить его привычки, его слабости, распорядок его дня. И… устранить угрозу.
Он не сказал «убить». Он сказал «устранить угрозу». Это звучало чище, корректнее, но суть от этого не менялась.
— Это задание определит вашу судьбу и судьбу всего клана, — Оябун уставился прямо на Дзюнъэя. — Не подведи нас.
Дзюнъэй встретил его взгляд. Внутри него всё замерло. Все сомнения, вся горечь от задания с монахом, вся философия — всё это разом улетучилось, оставив после себя лишь ледяную, всепоглощающую пустоту. Он чувствовал себя так, будто стоял на краю пропасти и земля уходила у него из-под ног.
Он медленно перевёл взгляд на Акари. Её глаза горели. В них не было ни страха, ни сомнений. Лишь чистейший, незамутнённый азарт и жажда доказать, что она может это сделать. Она уже мысленно примеряла маску, прокладывала маршрут, точила клинок. Для неё это был вызов, возможность войти в легенду. Она поймала его взгляд и едва заметно кивнула, словно говоря: «Да! Наконец-то!»
Он же не смог ответить ей тем же. В его глазах она могла прочитать лишь одно: глубокое, всепоглощающее сомнение. Не в своих силах. А в самой необходимости этого.
Фраза Оябуна, сказанная им всего несколько дней назад, прозвучала в его ушах с новой, зловещей силой, отдаваясь эхом в пустоте внутри: «Ты доказал, что можешь быть тенью. Теперь докажи, что можешь быть грозой».
Мудзюн следил за этим безмолвным диалогом, и в его глазах что-то мелькнуло — не то понимание, не то предостережение. Он откашлялся, нарушив момент.
— Вам дадут все необходимые ресурсы. Легенды, документы, яды, которые не сможет обнаружить ни один дегустатор… О-Судзу уже ликует, придумывая для Тигра особый «гостевой набор». — Уголок его рта дёрнулся в подобии улыбки, но до глаз она не дошла. — Вы отправитесь на рассвете. Идите. Подготовьтесь.
Они поклонились и молча развернулись, чтобы выйти. Уже у выхода Дзюнъэй услышал за спиной тихий, но чёткий голос Оябуна, обращённый лично к нему:
— Дзюнъэй.
Он обернулся. Мудзюн не смотрел на него, он вновь изучал свиток.
— Забудь свои вопросы. Забудь своё «почему». Там, куда ты идёшь, они съедят тебя изнутри раньше, чем любой меч противника. Ты — тень. Тень не рассуждает. Она действует. Или исчезает.
Они вышли из пещеры на свежий ночной воздух. Прохлада ударила в лицо, но не смогла прогнать оцепенение. Акари тут же оживилась.
— Такэда Сингэн! — выдохнула она с почти неприличным восторгом. — Я читала о его кампании в Синано! Его тактика… это чистое искусство! Представить, что мы будем теми, кто его остановит…
— Мы будем теми, кто его убьёт, — глухо поправил её Дзюнъэй. — Не на поединке. Не в честном бою. Подкрадёмся сзади и воткнём нож. Или подольём яда в его чашу.
Акари поморщилась, будто он сказал что-то глупое.
— Ну и что? Ты слышал Оябуна. Это война. На