— М-м-м … — замычал он, сцепив зубы так, что желваки выперли и замотал башкой.
Да что опять за хрень у них приключилась? Я же уже прям обрадовался, что друг в ум вроде приходить стал, успокоился немного и вот тебе на. Хоть глаз с этого психа с его болячкой белобрысой не спускай.
— Зима, да скажи ты хоть чё членораздельное, — тряхнул я его уже за оба плеча, прекрасно понимая, что очень рискую получить лбом в нос или кулаком в зубы. — Чё, послала тебя девка?
— Отвали! — выдавил Темыч наконец, отпихнул меня и пошел дальше.
— Слушай, да не грузись. — пристроился я рядом. — По ней же видно, что она о себе мнит до хрена. Было бы с чего.
Зима тормознул и развернулся так резко, что мне пришлось возвращаться пару шагов.
— Чего тебе видно, а? — он внезапно сцапал мне за грудки и зарычал, впившись диким взглядом. — Не хер об нее свои бельма натирать, понял?
Ну охереть, еще такого между нами не бывало! Совсем мужик башкой прохудился, клиника реальная.
— Да сдалась она мне. — спокойно глядя ему в лицо, ответил я. Провоцировать не хочу, но если что, готов и к мордобою. Он, как известно, замечательное успокоительное и мозгопрочищающее мужицкое лекарственное средство. И оно нам обоим сегодня походу не помешает. — На что там…
— Крапива, ты меня за дебила-то не держи! — продолжил себя накручивать Зима. — Я слепой, что ли? Да ты на нее пялишься так, будто уже трахаешь.
— Да опамятуйся ты! — я схватил его за плечи и тряхнул хорошенько. Ладно еще побиться для успокоения, но дебильные поклепы терпеть я не собираюсь. — Мозги включи! Ты мне друг. Я хоть когда тебе с телками дорогу перебегал? Мало их, что ли? Мне за тебя реально ссыкотно. Ты же сам не свой. Всегда был психом, тронуть тебя — суицидником надо быть, но не без повода же ты на людей кидался. Мне уже твои подопечные вчера в зале жаловались, что ты не слышишь никого. Как не в себе. Мы не девки, друг другу плакаться, но ты мне конкретно озвучь — отчего мне тебя прикрывать, если что.
Темыч снова помотал башкой, будто силясь вырваться из сна-кошмара, засопел, дыша все ровнее и как-то весь сник, будто ему на плечи штангу с неподъемным весом кто закинул..
— От себя самого меня, бля, прикрой, — пробормотал он тихо. — От себя, Антох. Я уже и так понатворил… сказать стыдно. И боюсь, может совсем подорвать, если я ее с кем опять… Короче, надо что-то с моим этим клином в башке делать. Плохо будет. Так, что потом ничем не исправим.
На душе вдруг так тоскливо-тоскливо стало, больше всего от того, что почувствовал себя беспомощным каким-то. Как помочь лучшему другу в таком? Это вам не биться с какими-нибудь уродами с ним, встав, как всегда, спина к спине; не ломануться, очертя башку, на выручку, в какое говно бы ни влип; не отдать все до последней копейки и тряпки, если ему вдруг надо. В таком каждый сам за себя и по себе, к сожалению. Вспомнил, как меня разламывало после полного расставания с Маринкой. Никакие слова, никакое количество бухла и никакое количество траха боль не притупляли. Не работает ничего обычное в таком, в этих самых грёбаных ситуациях с клятыми внекатегорийками. Я был зомби. Хорошо хоть как раз призыв осенний пришел, загребли меня в учебку и забрили. Армейские будни очень хорошо мозги прочищают. Хотя и там был импульс петельку на шею накинуть, когда из дома написали, что Маринка замуж за бизнесмена какого-то крутого выскочила. Но справился.
— Тёмыч, а может, ты к родакам в деревню? — предложил я Зиме. Смена обстановки и много тяжелого физического труда тоже неплохое лекарство от всяких там любовных напастей. — Хоть на недельку. Дух переведешь. Отпустит вдруг.
— Куда я сейчас поеду. — отмахнулся Темыч. — Ты еще не полностью в строю, рука еле поднимается.
— Ой, да первый раз, что ли? — дернул я плечом, демонстрируя, что ключица с ребрами ломаными в той драке с Самвеловскими почти не беспокоят. — Потяну. А ты поезжай. Молочка парного попей, на плантации у маман раком постой, девку какую деревенскую в сене поваляй. Вернешься как новенький. А то и эта, может, одумается. Они же бабы какие: бегаем мы за ними с протянутым сердцем и хуем, так они рожу воротят. А как видят, что забили на них, так и сами прискачут.
Ответить задумавшийся Зима мне не успел. Из-за угла дома на нас прямо таки вылетел Костян, чуть не сбив с ног. Рожа красная, потная, запыхавшийся, будто марафон бежал.
— Зима! — заорал он. — Я к тебе. Мужики, там зал наш падла какая-то подожгла.
Глава 9
— Малыш? Алиса, ты дома? — приход Роберта застал меня в процессе сборов.
Точнее, сидящей посреди кучи моего барахла, которое я, прорыдавшись, но ни капли не успокоившись, вывалила из шкафа на пол, размышляя что взять с собой. Что самое необходимое можно уместить в единственную объемную сумку, намереваясь уйти не просто погулять, а с концами, в новую жизнь?
Слезы-то закончились, но накрыло чем-то вроде паники. Я же никогда не жила самостоятельно по-настоящему. Отселение в отдельную жил-площадь не в счет. Куда идти, что делать, на что существовать? У кого хотя бы совета спросить, за помощью обратиться? Я же ничего не знаю, реально толком ни черта не умею, у меня кроме матери и Роберта вообще никого и нет. Даже друзей-приятелей. Как-то так уж вышло, что с появлением Роберта все остальные люди, и так-то немногочисленные, незаметно исчезли, вытеснились из моей жизни, став вроде как ненужными на его фоне.
Так что, да, мне страшно и я совершенно растеряна. Однако и сейчас мысли сделать так, как велела мать и жить по-прежнему не возникло. Не смогу я, ни за что. Должно что-то измениться, уже изменилось во мне, внезапно, непонятно, но безвозвратно. Никакой синей изолентой это обратно не примотаешь, не склеишь, к исходному не вернешь.
— Алиса, ты меня не слышишь что ли? — Роберт вошел в комнату и встал позади.
Импульс вскочить, кинуться ему на шею, прижаться, снова разреветься, пожаловаться, получить обычную порцию успокоительной ласки, забыть обо всем, пусть любимый все решит и исправит то, что огорчает был очень мощным, но я смогла сдержаться.
— Слышу. — ответила,