Или возит туда новых жертв, думал я, но вслух этого не сказал. Нобу и так был на грани срыва — еще чуть-чуть, и он либо замкнется окончательно, либо сойдет с ума.
— А что с телами?
— С какими телами?
— Нобу, — сказал я терпеливо, как разговаривают с ребенком. — Ты сказал, что никто не возвращается со стены. Тяжелая работа, опасная. Люди умирают. Что происходит с их телами?
Управляющий побледнел.
— Господин Фан… он говорит, их хоронят там же. С почестями. Как героев, павших за общее дело.
— Кладбище есть?
— Не знаю. Я там не был.
— А кто-то был? Кроме Фана?
— Священник Того иногда ездил. Проводить обряды для умерших. Но после того, как он… изменился, господин Фан стал ездить один.
Картинка становилась все яснее. Священник, отправляющийся благословлять убийства, постепенно сходит с ума от того, что видит. Начинает призывать демонов, пытаясь найти силу остановить бойню. А добрый правитель решает, что теперь лучше ездить одному — меньше свидетелей.
— Нобу, — сказал я, останавливая коня. — Посмотри мне в глаза.
Он повернулся, и я увидел в его взгляде то, что искал — сомнение. Крошечное, едва заметное, но сомнение.
— Сколько времени ты служишь господину Фану?
— Пять лет.
— И за эти пять лет ты видел хоть одно доказательство существования Тени?
— Беженцы…
— Кроме рассказов беженцев.
Нобу молчал.
— Ты видел следы разрушений? Мертвые земли? Что-нибудь, что подтверждало бы их слова?
— Я… я не ездил на север. Господин Фан запретил. Сказал, слишком опасно.
— Удобно. А что, если я скажу тебе, что никакой Тени не существует? Что вся эта история — ложь от начала до конца?
— Ты лжешь, — прошептал Нобу, но в голосе его не было уверенности.
— Что, если твой добрый господин Фан просто нашел способ избавляться от нежелательных людей, получая за это еще и деньги? Что, если все беженцы — просто бродяги и изгои, которых он собирает по округе и превращает в удобную легенду?
— Нет…
— Что, если стена — это не защита, а место казни? Что, если твой господин не герой, а обычный убийца, которому ты помогаешь уже пять лет?
— НЕТ! — закричал Нобу, и крик его эхом отразился от холмов. — Нет, ты не понимаешь! Он добрый! Он заботится о людях! Когда я пришел к нему, у меня ничего не было, а он дал мне дом, работу, цель в жизни!
— И что за цель?
— Служить справедливости! Защищать невинных! Строить лучший мир!
— Убивая беженцев. — Да я прекрасно понимал, что ломаю его, но мне было важно, чтобы он сам осознал, что творил. Законы Справедливого Судьи просты и каждый ответит за свои деяния.
— Жертвуя немногими ради многих! — Слезы текли по щекам Нобу, но он продолжал кричать. — Ты не знаешь, каково это — нести бремя власти! Каково это — выбирать, кто будет жить, а кто умрет! Господин Фан несет этот груз, чтобы другим не пришлось! Он жертвует своей душой ради спасения всех остальных!
— Или просто нашел удобное оправдание для своих преступлений.
Нобу замолчал. Слезы все еще текли, но крики прекратились. Он сидел в седле, сгорбившись, как старик, и смотрел в землю.
— Я не могу в это поверить, — прошептал он. — Если ты прав… если все эти годы… тогда я… тогда мы…
— Тогда ты соучастник массового убийства, — закончил я за него. — И тебе придется с этим жить.
Он поднял голову, и в глазах его плескалось отчаяние.
— А что, если я не могу? Что, если этого знания слишком много?
— Тогда ты можешь попытаться все исправить.
— Как? — горько рассмеялся Нобу. — Мертвых не воскресить. Украденное не вернуть. Что я могу исправить?
— Можешь помочь мне остановить это.
Он долго смотрел на меня, потом медленно кивнул.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Хорошо. Если… если ты прав, то я помогу. Но если окажется, что Тень реальна, что господин Фан говорил правду…
— Тогда я признаю свою ошибку и помогу достроить стену.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Нобу выпрямился в седле. Решение, какое бы оно ни было, придало ему сил.
— Тогда поехали, — сказал он. — Пора узнать правду…
Глава 22
Замок господина Фана возвышался на уединенном холме, сделанный в уже привычном для меня стиле крепостей Нефритовой империи, но со своими нюансами. Белоснежные стены, ставшие такими от известковой смеси покрывающей обычный серый камень, отливали в лучах заката розоватым золотом, черепица цвета морской волны лежала ровными чешуйчатыми рядами, а штандарты с гербом рода — золотым журавлем на лазоревом поле — лениво полоскались на теплом ветру. Все здесь вещало о покое, достатке и утонченном благородстве, отточенном веками.
Слишком уж красиво. Слишком уж правильно. И я почти уверен, что в этом месте подобная идеальность будет скрывать под собой нечто прогнившее и мерзкое. Словно гниющую падаль, украсили свежими цветами.
— Красивое место, — бросил я, пока мы с Нобу поднимались по вымощенной камнем дороге к главным воротам. Коней пришлось оставить чуть раньше, у внешней конюшни. По словам Нобу, в замок на лошади мог заезжать только, сам хозяин замка. Пусть, с большой вероятностью, мне придется убить его, но в текущий момент лучше действовать в рамках общих правил. Подошвы моих сапог глухо стучали по дороге вымощенной каменными плитами, и каждый звук отдавался в моих ушах, словно ритм легионерского барабана призывающего в атаку.
— Господин Фан ценит красоту, — отозвался управляющий. Его голос звучал натянуто, будто струна, готовая лопнуть; наш разговор по дороге явно не прошел для него даром. — Он говорит, что правитель должен окружать себя прекрасным, дабы не забывать, ради чего он трудится.
— И ради чего же?
— Ради мира. Ради процветания. Чтобы простые люди могли жить спокойно и счастливо. — Слова лились гладко, словно отрепетированные, но я слышал под ними легкую дрожь. Его вера в своего господина дала трещину и мне нужно это использовать в своих целях.
Стража у ворот, облаченная в лакированные доспехи с гербом Фана, почтительно склонила головы при виде Нобу и без единого слова расступилась. Я отметил про себя, как на их загорелых, испещренных шрамами лицах мелькнуло