Книга пяти колец. Том 9 - Константин Александрович Зайцев. Страница 37

пальцы разрывают бумажную перегородку окна. Следом раздался мерзкий треск, будто ломаются ребра умирающего мира. Пепельно-серый потолок неба треснул, и сквозь щели хлынул свет, который не свет. Скорее это было ядовито-багровое сияние, разъедающее все, до чего дотягивались его лучи. Я смотрел, как под его прикосновением трупы начали меняться.

Теперь я мог видеть это куда яснее, и это явно не была игра теней. Кровь на щитах поблекла, стала бурой, как старая корка. Проломленные латы, еще минуту назад бывшие свидетелями недавней смерти, начали стремительно осыпаться. Словно ржавчина, ускоренная веками, пожирала металл за мгновения. Плоть оседала, обнажая белесые кости, которые тут же рассыпались в пыль. Прах поднимался вверх густыми молочными вихрями, переходящими в холодный туман, вьющийся возле моих сапог.

Стоя на холме, который этот белый поток едва-едва задевал, я наблюдал за тем, как он разделялся на пряди, тянущиеся к багровым небесам. Это выглядело как вознесение молитвы, но небеса оставались все так же безучастны.

Каждое прикосновение тумана к коже заставляло мое сознание увидеть не самые приятные картины: рев сражения, хруст костей, предсмертный хрип, звяканье стали. Миллионы мгновений боли и смерти, слитые в один оглушительный гул. Фантомный ад пытался ворваться в мой разум, но мне потребовалось лишь небольшое усилие воли, чтобы очистить свои мысли и избегнуть влияния.

Небо полыхнуло, словно багровый гонг ударил по миру. И за ним раздались звуки рога, призывающего армию на смертельный бой. Первый. Низкий, вибрирующий, входящий в резонанс с костями. Он не гремел — он взламывал тишину. За ним — второй, пронзительный, как крик раненой птицы. Третий — глухой, как удар в землю. С разных сторон: Восток. Юг. Запад.

Огромные клочья туч, как обугленная плоть, разрывались изнутри, выпуская все больше того жгучего, ядовитого света. Мир приобретал болезненную четкость. Каждая трещина в земле, каждый клочок тумана выглядели как лезвие под увеличительным стеклом. В голове натянулась струна, готовая лопнуть.

Туман под ногами заклубился, пополз к горизонту. И в его белесых потоках проступили силуэты. Армии стражей вновь собирались на великую битву. Оживающие бойцы, готовящиеся к новому витку вечной бойни. Знамена, поднятые руки, очертания шлемов — все такое знакомое. Все, что только что я видел бездыханно лежащим на этой проклятой земле.

Восток вновь поднялся первым. Их знамена, словно боевые пики, прорвались сквозь пепельный туман. Три огромных стяга, несущих символ — расколотый меч, объятый черным, пожирающим пламенем. Огонь, который пожирал все на своем пути, словно пламя лесного пожара. За знаменами катилась волна воинов.

Это были уже знакомые мне мародеры гнева, одетые в лохмотья, куски доспехов, что они сняли с трупов. Вооруженные чем попало, орущие свои дикие вопли. Я видел в их глазах нечеловеческую ярость, безумие боя ради боя. Этих выродков я познал слишком хорошо.

А за знакомой завесой слепой ненависти и безграничного хаоса… Где-то за всей этой людской массой, в самом сердце багрового света, я чувствовал его. Страж Востока. Тот, чью силу я отверг. Его аура давила, как раскаленная плита, даже отсюда. Но сейчас он был занят своей вечной войной.

На юге земля вскипела, все как и в первый раз. Холмы извергали из себя жуткие порождения ирреальности. И из них поднимались воины, будто вылепленные из дыма, лавы и кошмаров. Каждый шаг оставлял тлеющий след. Их знамена горели, но скорее горела не сама ткань. Нет, это было больше похоже на пламя, которое чья-то воля заставила сжаться в форму полотнищ.

В этот раз их символом был гигантский глаз в огненном круге, что изрыгал извивающихся зубастых червей. От одного взгляда на этот символ в животе поднялась волна тошноты.

Бойцы юга двигались нестройно, словно спазматически. Один воин вдруг взорвался фейерверком искаженных звуков, другой начал расти, обрастая кристаллическими шипами. Хаос. Чистый, неразбавленный яд для разума. От одного взгляда на этих безумцев у меня создавалось ощущение, словно тебя мутит, как после тяжелого отравления. Стоит слишком долго задержать на них свой взгляд — и все начинает плыть. Их страж — это само воплощение абсурда, и мне очень не хочется с ним взаимодействовать, но если мой план сработает, то мне это и не понадобится.

Но все это потом, сейчас меня интересовали воины запада, что олицетворяли собой месть. Они шли, чеканя шаг, черной рекой, закованные в одинаковые доспехи.

Так похожие на легионеров Нефритовой империи и в то же время отличающиеся от всех, кого я когда-либо видел. Они не пели песни, не кричали боевые кличи. Они молча шли, сопровождаемые лязгом стали о камень.

Тяжелые доспехи из вороненого металла, украшенные скорбными знаками. Черный цвет их доспехов поглощал багровый свет, что лился с небес. Каждый из них нес на себе гербы, вот только они были больше похожи на клейма, выжженные в их душах.

Стилизованные капли застывшей крови. Весы с чашами из черепов. Застывшие слезы, выжженные в стали. Лица, скрытые под глухими забралами шлемов, были невидимы. Но я чувствовал их взгляды. Резкие, жесткие и опасные, словно граненые жала стрел, уже сорвавшихся в свой смертельный полет. Холод от них шел волнами, заставляя пепел на моей коже покрываться инеем.

Их строй был безупречен. Каждая шеренга выглядела словно выверенная по линейке. Щиты смыкались в сплошную, без единой щели, черную стену. В руках они держали одинаковые тяжелые солдатские дао. Длинные, чуть изогнутые, с широкими клинками, заточенными для одного — мощного, рассекающего удара. В их руках это было не оружие, это был инструмент палача, что несет свое видение справедливости.

Им не нужны были горны и барабаны. Не нужны были подбадривающие крики. Только этот мертвенный лязг строевого шага и тишина, что громче любого рева. Они не шли к битве. Они были ее воплощением, одетым в одежду справедливого воздаяния. И столь же неизбежным, как падение топора гильотины.

Их знамена не развевались на ветру. Они висели тяжело, как саваны. На них был изображен все тот же символ: Ледяной Клинок, пронзающий стилизованное, истекающее кровью сердце. Знак того, что месть должна быть холодна как лед.

Я наблюдал в первую очередь именно за ними. Холодный аналитик внутри, выкованный годами боев и отточенный до совершенства в Нефритовой Империи.

Дисциплина. Холод. Расчет. После огненного хаоса Востока — это было почти чарующе. Больше всего это было похоже на идеально отлаженную машину смерти. Но любая машина имеет свои слабые места. И я должен их найти.

Вихри белого тумана окончательно рассеялись, открывая долину, готовую вновь стать жерлом бойни. Восток ревел, Юг клокотал безумием. А Запад… Запад