— Ты еще держишься, — прошептала лестница развеев тень. Теперь она говорила со мной. — Но ты не знаешь, зачем. Только из упрямства. Только чтобы не отступить. Как крыса, что бежит по туннелю, не ведая конца.
Я поднялся. Без ответа. Только движение. Мое упрямство — не их дело. Это всё, что у меня было.
На шестидесятом шаге я увидел первый труп. Он лежал в стороне, развернутый спиной от пагоды. Не гнилой — высушенный, как старое полотно. Лицо без губ, но с выражением чего-то слишком человеческого. Разочарования. Пустой взгляд был направлен прямо на основание лестницы.
Я усмехнулся. Похоже если я остановлюсь и решу отступиться меня ждет такая же смерть. Я не остановился.
На семьдесят пятом — глаза снова стали видеть отражения. Но не в воде. В камне. На поверхности плит, будто в полированной бронзе, стали появляться сцены. Не из прошлого. Из возможного будущего.
Я — в оковах. Я — сгораю на костре. Я — гуй-дзин танцующий на холмах из человеческой плоти. Я — с холодным взглядом, смотрю, как умирают мои близкие. Я — предаю. Я — прошу прощения на коленях.
Каждый шаг — одна возможность. Один путь, по которому я мог бы пойти. И каждый шаг — выбор. Нет ли в этом иронии? Плевать. Важен лишь новый шаг.
На сотом шаге ступени стали издавать звуки. Скрежет. Скрип. Каждое движение ноги отзывалось эхом, как удары гвоздей в крышку гроба.
А потом — раздался звон. Первый настоящий звук. Высокий, холодный, как хрусталь. И в этот звон — крик. Женский. Умирающий. Или рожающий. Я не знал. Но мне стало ясно: эта лестница — не просто дорога. Это сосуд. Она хранит в себе всех, кто шел до меня.
На сто пятнадцатом шаге мне показалось, что кто-то тянет меня вниз.
Не руки. Не цепи. Не духи. Сам воздух сопротивлялся моему движени. Как если бы лестница хотела, чтобы я пал. Не потому что ненавидела. А потому что всегда так было. Каждый, кто шел — должен был быть остановлен.
Я развернулся. Взглянул вниз.
И увидел, что лестницы нет. Подо мной — пустота. Черная, бездонная. Лишь камни под ногами. И каждый шаг вперед — это уже не путь по лестнице. Это создание ее. Моя воля создавала новые ступени. Моя решимость — материал. Моя злость — связующее.
Значит, таков закон этой пагоды: она не построена. Она выковывается каждым новым поднимающимся.
На сто тридцать седьмом шаге я начал терять обоняние. Воздух перестал пахнуть. Кровь — больше не пахла железом. Пот — не пах солью. Лишение. Шаг за шагом лестница отбирала у меня всё.
На сто шестьдесят пятом — я почувствовал, как сердце стало биться медленно. Холодно. Без страха. Без страсти. Словно кто-то вставил в грудь чужой орган, механический. Я понимал: я могу остановиться. Превратиться в такого же, как тот, кто лежал в начале. Просто перестать чувствовать. Остаться навсегда.
Я поднимался ступень за ступенью. Их было ровно пятьсот сорок. Пять раз по сто восемь ступеней. Полный цикл трансформации.
Стоило мне подняться на последнюю ступень, как передо мной появился Страж.
Он ждал меня сидя в удобном кресле, небрежно закинув одну ногу на другую. Его руки были покрыты письменами. Это были не татуировки, а нечто куда более древнее. Огненное шрамирование, что навсегда вписывает символ в твою плоть.
На лице была простая белая маска, у которой не было даже глазниц.
— Ты все-таки добрался, — произнес он так словно улыбался под своей маской…
Голос, что я слышал был не его. Он был внутри меня.
— Не потому что силен. Потому что упрям. Ты идешь не ради цели. Ты идешь, потому что не можешь остановиться. Но здесь остановка — и есть цель. Ты готов?
Я шагнул вперед, но он не шелохнулся. Только рука — легкий жест, и воздух между нами зазвенел. Как струна.
— Последний шаг, — сказал он. — Не вверх. Внутрь.
Я понял. Понял всей кожей. Этого стража нельзя победить ударами. Его нельзя пронзить клинком или магией. Потому что он — это то, что я оставил на каждом шаге: сомнения, слабость, тени. Он — итог.
И я шагнул прямо в него.
Глава 10
Мир исчез. Вокруг меня была абсолютная тишина. Не та, что бывает ночью на вершине горы. Не та, что царит в храме во время медитации. Это — тишина, которая глохнет внутри тебя, как будто кровь перестала шуметь в венах. Тишина, от которой в груди разрастается что-то холодное, липкое, и ты понимаешь: ты не жив, но и не мертв. И лишь осознание, что я все еще чувствую голодных духов, говорило мне о том, что я жив.
Я стоял на поверхности, которая напоминала тонкую пленку, брошенную на бескрайнюю глубину вод. Здесь не было света, но я видел, насколько темная и глубокая вода была прямо подо мной. Там не было ни ряби, ни отражения. Абсолютная пустота, которая старается поглотить все.
Чем дольше я тут находился, тем сильнее создавалось ощущение, что я начинаю исчезать. Руки начали терять очертания. Грудь сжимает изнутри, как будто в легких не воздух, а пар. Густой, вязкий, забивающий мысли.
Место было абсолютно чуждым, и в то же время до странного знакомым. Как старое воспоминание, которое всплыло в запахе, во сне или в голосе мимо проходящего. И только потом до меня дошло, что это — зеркало. Вот только в нем показывается не внешнее, а внутреннее. Похоже, именно для этого у входа в этот проклятый город и висело зеркало Багуа. Здесь вытаскивают наружу то, что ты прятал даже от себя самого. Ох, зря вы это делаете. Кто бы вы ни были. Внутри Ву Яна находится еще более злой Ву Ян, который хочет кому-нибудь проломить башку.
Ярость, разгоревшаяся внутри, словно очистила мой разум. Я ощущал, как с каждой секундой мысли становятся все четче. Но следом я начал ощущать и все остальное. Слова, которые никогда не были сказаны. Желания, в которых себе не признавался. Вину, которую я подавил в себе. Но эта дрянь начала шевелиться именно тут, когда я должен буду сражаться не на своем поле боя. Я уже осознал, что бой здесь будет такой же дурной, как