— Это — в ихних!
— Чистыми? — не верю я.
— Совсем, что ли? — фыркает Пашка. — Скажи ещё — каждому. Это, Толь, за два месяца поставок по контракту, но чистыми там будет…
И Полоскин пишет вторую цифру.
— Получается, мы с тобой… миллионеры? — прикидываю я свою долю по окнам.
Да, в кооперативе нас четверо акционеров: у меня — тридцать восемь процентов. Больше всех. У Пашки — тридцать, ещё семнадцать — у Александры, ну и пятнадцать — у Аркаши Славнова. Вернее, по документам у последних двоих по тридцать пять, но часть денег — мои. Я хоть и не фигурирую в бумагах как кооператор, но долю свою получаю исправно — и она уже перекрыла доходы от видеосалонов. А уж теперь…
Салоны, правда, тоже официально не мои, но в Сашкином, у той, которая Курагина, моей доли — половина. С Зойкой — три четверти, а в салоне с Сашком-автомехаником — я вообще имею восемьдесят процентов!
Пока я мысленно подсчитывал барыши, Пашку продолжали поздравлять. Народ подходил, тряс руку, чокался, вручал подарки… Чёрт, а я, скотина, подарком не озаботился! Но выручила опять Марта. Она вытащила из своей сумочки японский калькулятор, и Пашка замер.
— Это… это как у Марти в фильме «Назад в будущее» на руке был? — выпалил мой друг, превратившись на мгновенье из бизнесмена и миллионера в восторженного пацана.
— Ес, — уверенно отвечает Марта. — Именно эта модель.
— Спасибо! От души! — молодой отец схватил подарок и стал тыкать в кнопки, коих на устройстве было множество.
Моя запасливая подружка тут же вызвалась помочь с настройками — и сейчас они, как два школьника, склонились над импортным девайсом. Всё-таки Полоскин по-немецки уже более-менее шпрехает.
Выпиваем. А количество гостей всё прибывает и прибывает. Сейчас в зале человек тридцать уже, в основном мужики. У Полоскина в друзьях сплошь нужные люди — умеет он вертеться!
Я, пользуясь случаем, потихоньку раздаю визитки, ибо сейчас на позиции самого важного гостя, и почти все меня знают. А кто не знает — нате вам визиточку. Мне в ответ суют свои. Читаю и стараюсь запомнить, чья кому принадлежит.
Вдруг замечаю, как мой друг, отложив в сторону подарок Марты, нервно сглотнул слюну и замер, как суслик! Прослеживаю его взгляд и вижу, как в нашу сторону, медленно, но целеустремлённо движется тройка мужчин. Без улыбок и подарков. И, разумеется, без визиток, так как «род деятельности» этой троицы определяется и без них.
Глава 7
Первым идёт суховатый, невысокий дядя с суровым лицом — типичный сиделец, или алкоголик. Однако на нём приличный костюм. Вторым следует молодой парнишка в «адидасах», примечательный своими внушительными габаритами. Возможно, именно из-за них он и взят на эту встречу.
А вот третий мне хорошо знаком. Завидев меня, он дёрнулся, будто хотел уйти, но, совладав с собой, продолжил путь к нашему столу. Егор Конев, или просто Конь, прекрасно меня знает — как бывшего соседа по Николаевке… ну и вообще знает.
Люди за столиками ведут себя по разному. Некоторые даже не смотрят на троицу, которая немного показушно и лениво шествует по залу в наш козырный угол. Наш стол стоит наособицу, и кроме Марты, меня и Пашки за ним в данный момент нет никого. Ну ещё официант — худой и невысокий азиат суетится неподалёку, наливая вино и подавая блюда.
Некоторые гости насторожились, опять же, возможно, из-за молодого качка, а вот некоторые точно знают, кто это такие, и ведут себя странно — в основном глаза отводят. А один — шустрый армянин из кооператоров (забыл его имя) встав, сначала пошёл было к окну, а потом зигзагом сиганул на выход, при этом тоже стараясь не встречаться с троицей взглядом.
Бандосы? Да х (роскомнадзор) с ними! Конь тут явно не за главного, он вообще-то под Вано, а тот с Фёдором в близких отношениях, — вспоминаю я. Вот этот Фёдор, да — в законе сейчас. Но оба ко мне не полезут. Более того, сам Фёдоров как-то обмолвился: мол, если что по нашим делам надо — скажи, порешаем. И действительно помог однажды, когда Зойку прессовали. В общем, я спокоен.
Не учёл я одного. За мной, а точнее — за Мартой, уже приглядывали люди и от Лукаря, и от Жердакова. А после того как всем силовикам, кому только можно, вставили в задницу паяльник и пообещали включить его на прогрев, ребята резко поумнели. И начали работать — быстро, чётко и профессионально. Прошло всего-то… несколько часов. А мы уже — под приглядом. И, как ни странно, под защитой. Я даже не заметил, когда слежка началась. Умеют же работать, когда надо!
— День добрый! Мы присядем? — негромко спросил пожилой незнакомец и, не дожидаясь согласия, подвинул стул и сел напротив нас с Пашкой.
Конь помялся и, не глядя мне в глаза, тоже уселся рядом. А вот молодой амбал остался стоять, всем видом выражая крутость и решимость. И сейчас он сверлит меня взглядом. Ну как же — других соперников у него тут нет.
— Уважаемый, надо чего? — вежливо спросил я, раздумывая как бы отослать куда-нибудь Марту.
— Ты кто? Обзовись, — голос пожилого остался всё таким же тихим, почти ласковым, но глаза — серые, колкие — уставились на меня, не моргая.
— Вежливые люди сами для начала представляются. А я человек известный в крае, меня знать надо. Так что хотел-то?
— Это Штыба. Фёдор его знает, — также тихо проговорил в никуда Конев.
И имя произвело эффект! Но, к сожалению, не моё, а Фёдорова по кличке «Фёдор».
— Федор знает? Ну раз так, то прощения просим за беспокойство. Сам я — Толмач, ну или Юрий Александрович по паспорту. За тебя слышал… Но у меня разговор вот к этому красивому дяденьке, — Толмач кивнул на Полоскина.
Пашка икнул, и от его былой радости по поводу рождения сына ничего не осталось. Лицо — белее скатерти. Значит, есть косяк. И, судя по реакции, не мелкий.
Вот откуда мне лицо сидельца немного знакомым показалось… Нет, лично мы не пересекались. А вот могильный камень с его портретом я видел. Причём портрет — на удивление правдивый. Было дело: пару раз наведывался на красноярское кладбище Бадалык. Один раз —