— У аппарата, — отвечает Пашка голосом… как бы сказать… слегка подогретым.
— Зашибись! Ты чё там, в обед уже бухаешь? Как говорится: с утра выпил — весь день свободен?
— Ура, Толян, приехал! — заорал Полоскин кому-то, кто был рядом и наверняка в том же состоянии. — Да у меня же сын родился!.. Ресторан уже заказан, гуляем! Отказы не принимаю!
Его жене вроде ещё рановато рожать было?
— Ну, раз зовёшь… Приду, конечно. Только я с девушкой буду. Иностранкой… А хотел я с тобой поговорить насчёт…
— Ты чё, иностранку сюда привёз? Так нельзя же к нам! Я вот немцев хотел позвать, на производство наше посмотреть — так не смог!
— Кому «нельзя», а кому «льзя», — отмахиваюсь я, не собираясь вдаваться в разъяснения. — Но сейчас не об этом. Калинин твой брак привёз на стройку здания крайкома: из ста семи окон — двенадцать не в размер. А ведь это, на минуточку, партийный объект!
— А что делать? Всё, что по ГОСТу, — уходит в ФРГ. Сам знаешь, какие у них штрафы! — Пашка на том конце провода стал говорить более внятно. Не сказать, что протрезвел, но, по крайней мере, перестал ржать в трубку. И насчёт брака он, видно, был в курсе.
— За брак пусть отвечают те, кто его допустил! А окна, которые идут для крайкома, теперь проверяй лично, — не принимаю оправданий я.
— Понял! Яволь! Мерси! — бодро отрапортовал Пашка.
А нет, не протрезвел…
— И не бухай до вечера, — ворчу я. — А то зачем мне ехать к тебе — в стельку пьяному?
— Какой вечер? Сейчас приезжай! Я вечером еду к жене во второй роддом.
Вот оно что! Значит, недоношенный родился. Второй у нас как раз по таким деткам специализируется. Понимаю Пашку — я бы тоже забухал от переживаний.
Выслушав другие проблемы, быстро отпускаю Генку и тороплюсь домой. Ведь у меня там в гостях… чума! В лице Недолюбки.
Открываю своим ключом и слышу немецкую речь… Причем не Марта говорит, и не Ленка. Та вообще языков не знает, и владеет только своим розовым и шершавым. Спросите — чей тогда голос я слышу? Ну, а кто может кричать «даст ист фантастишь»? Эти две плутовки смотрят… порно!
— Та-а-ак! — многозначительно тяну я, насмешливо разглядывая девчонок.
— О майн гот! — Марта рванулась вытаскивать кассету, чуть не сломав видеодвойку. Видать, на экране в этот момент было что-то особенно… вдохновляющее.
А Ленка? Ленка даже бровью не повела. Психика у неё своеобразная.
— Толя, — произносит она осуждающим тоном, — порядочные мужчины, прежде чем возвращаться домой, предупреждают жену.
Она мне ещё и выговаривает!
— А по заднице вам обеим не всыпать, а? Вы что тут, притон устроили?
— Их бин… кергуду… майне швайне… — путаясь в словах, Марта начала объяснять, что ни в чем не виновата — мол, она (Ленка) сама пришла.
— Ладно, проехали. Идём, кормить тебя буду. Я борщ сварганила, — Ленка-развратница легко соскочила с дивана и направилась на кухню.
Врет, как дышит. «Борщ она сварганила». Ага! Я бы за километр не подошёл к её вареву, но Илюха уже просветил, кто его готовил, поэтому ем и хвалю.
— Отлично! Сметанку ты тоже принесла? Умничка! Марта, а ты кушала?
— Там свеклуша, — уныло напомнила норвежка, с опаской покосившись на кастрюлю.
Да, Марта, к сожалению, борщ не ест — там свеклуша! Вообще у неё к этому корнеплоду личная неприязнь. Даже родные норвежские блюда, где он фигурирует, вызывают у неё отвращение. Хотя в Норвегии я свеклу тоже не ел. Ну вот, например, маринованная свекла по-норвежски… варят, режут, заливают какой-то уксусной гадостью и ставят «дозреть» недели на две. Пробовал — фигня полная.
— Зря! — осуждающе качаю головой. — Отличный борщец! Я вообще был уверен, что ты, Лен, готовить не умеешь, а тут просто праздник для желудка. Жаль, нам в ресторан сегодня ехать — так бы всё съел.
— А мне нельзя было не есть — меня за это в детстве били по попе… — зачем-то вспомнила Лукарь.
Принцесса недоверчиво посмотрела на неё, потом на меня, но я серьёзно кивнул — мол, всё так: не ешь борщ — по заднице, а в особо тяжёлых случаях — ещё и в угол могут поставить. Вот такие мы, русские, суровые.
Марта даже поёрзала своей пятой точкой, очевидно представляя расправу.
— Это мама приготовила, — вдруг стыдливо призналась Ленка.
Батюшки святы! Вот сейчас страшно… Это что же с человеком семейная жизнь делает, если даже Ленка Лукарь стала меньше врать?
— Ты Марточку не ругай! Кассета — моя. Я просто попросила её перевести, — продолжила она процесс саморазоблачения. — Я же по-немецки ни бум-бум, ты знаешь. А интересно же, что они там говорят!
Господи, да что они там могут говорить?.. Но похоже на правду. И я, конечно, убеждаю девиц, что ничего страшного не случилось.
Марта пошла переодеваться и краситься, готовясь к визиту в ресторан, а я выгоняю Ленку домой — видео, хоть и небольшой кусочек, навело меня на срамные мысли.
Недолюбко уходит, разумеется, не с пустыми руками — пакетом с сувенирами, косметикой и, вроде как, туфлями! Интересно, их ей в подарок привезли или она у принцессы выклянчила? Такая может!
— Некогда! Ночью же… Помнёшь! Размажешь! — аргументы у Марты быстро закончились, так как подруга и сама была на взводе.
В результате в ресторан мы, если и опоздали, то не намного. Пашка Полоскин, как и положено успешному кооператору, сорит деньгами напропалую, и в зале ресторана «Красноярск» всё по-богатому. Даже ананас на столе стоит. Один, правда, и очереди к нему не наблюдается. Народ по старинке предпочитает селёдку — с водкой она лучше идёт.
А люди здесь собрались, я смотрю, все полезные. Некоторых знаю лично и здороваюсь за руку. Представляю Марту Пашке. Тот сегодня в идиотском костюме с идиотской бабочкой вместо галстука. Зато запонки — золотые. Пижон!
— Семь месяцев, прикинь! Скорая вчера еле довезла до роддома, — рассказывает компаньон и, понизив голос, добавляет: — Нам там на расчётный счёт капнуло от фрицев. Но ты, уверен, и так в курсе…
— Откуда? Я в банк недели две не звонил… А сколько? — любопытно мне.
Пашка, повертев башкой по сторонам