Думать обо всем этом было неприятно – тем более, когда я слушал о свойствах чакр, астральных путешествиях и прочих подобных вещах…
Наверное, я скоро стал бы банкротом. Начал распродавать вещи, чтобы купить себе кусок хлеба, но однажды раздался телефонный звонок… От мамы:
– Ванюш, мне нужна твоя помощь.
Дешевый прием подкупа, на который я с легкостью, осознанно купился. Мне стало все равно. Не осталось никаких обид, никаких чувств ко всему, что происходило между мной и мамой в прошлом, и что, в первую очередь, было связано с той аварией. Все вдруг, в одну секунду, стало неважным. Мое (и мамино) преступление как будто искупилось; либо стало незаметным в той лавине убийств, предательств, краж и прочих грехов, происходящих на планете Земля каждую секунду.
Прошлое отпустило меня, став вдруг блеклым и несущественным. Вместе с ним многие вещи стали неважны; абсолютно неважны…
Мама же вдруг захотела помириться со мной. Этого можно было ожидать – рано или поздбюно. Рано или поздно она бы позвонила. Так получилось, что этот звонок прозвучал в самую подходящую минуту. Помощь, о которой она просила, заключалась в том, чтобы я возглавил отдел маркетинга в одном из подразделении ее холдинга.
«Ты же знаешь: сейчас, во время кризиса, никому нельзя доверять…» – объясняла она мне. «Сейчас мне нужна помощь всех близких людей, и, в первую очередь, конечно, надеюсь на тебя».
Мама… Мы так далеки и так близки. Близки мы будем всегда – что бы ни случилось. Просто по закону природы, давшему нам в один момент одну пуповину на двоих. Мое жизненное путешествие началось через ее родовые пути, и от этого никуда не уйдешь, сей факт не проигнорируешь. Мы оба могли делать все, что угодно, обманывать и предавать друг друга, но по сравнению с тем, как я тянул через пуповину ее соки, а потом в муках вылезал из ее матки, ничего не имело значения. Мы – мать и сын. Ничего более, и ничего менее. Две взаимосвязанные во Вселенной личности. Это значит, что в один из ближайших дней мы встретимся, я заберусь к ней на ручки, сяду на ее коленки и прижмусь к большой теплой груди, впитывая в себя не поддающееся объяснению бесконечное блаженство.
Это значит, что я одену темный деловой костюм и черные кожаные туфли; примерю на себя деловое выражение лица – образ эффективного и внимательного к подчиненным менеджера. Помнится, я уже несколько раз отрабатывал этот имидж перед объективами на фотосессиях. Так что я уверен, что у меня все получится. Выражение лица – главное. А с этим у меня все в порядке.
После телефонного разговора с мамой я действительно вытащил из шкафа темно-серый пиджак, накинул его на себя и подошел к зеркалу. «Новое поколение эффективных менеджеров», – улыбнулся своему отражению. Потом достал из стола «Беретту», сунул ее за пояс – сзади, под пиджаком – и пошел гулять. В те дни у меня сложилась странная, необъяснимо притягательная привычка брать с собой везде пистолет.
Это была моя последняя прогулка в качестве свободного бездельника-шалопая. Через неделю я официально стал «служивым» человеком.
Я прошелся по скверу, подошел к метро. Купил в ларьке мороженое, тут же его развернул и принялся есть. Время приближалось к часу пик, и потоки людей, следующих к чреву подземки и от него, сгущались. Я наблюдал за лицами, жестами, походками. Молекулы и атомы. Частицы и целое. Движущееся и вибрирующее. Когда будет остановка?
Работа на руководящей должности в мамином холдинге оказалась непыльной. Точнее, ее вообще почти не было. Исследования и отчеты для меня готовили специалисты и аналитики. Решения принимались коллегиально на совещаниях руководящего состава. Нагрузка, ложившаяся непосредственно на меня, заключалась в умении делать умный вид на встречах с клиентами и партнерами, и еще требовать от подчиненных отчеты. И то, и другое мне оказалось по силам. В свою новую профессиональную жизнь я влился вполне успешно.
Официального примирения с мамой, как такового, не было. В субботу, на следующий день после ее звонка с «просьбой о помощи», в субботу, я приехал к ней на дачу (все выходные она старалась проводить там несмотря на то, что почти каждый субботний вечер приезжала в город – то на встречу, то в гости, то еще на какое-нибудь общественное мероприятие). Мы вместе пообедали, поговорили о пустяках, посмотрели по телевизору старую советскую комедию с Вициным в главной роли. Потом маме нужно было ехать в Калугу на день рождения подруги.
Когда мы прощались, она с улыбкой провела рукой по моим волосам:
– Ты начинаешь лысеть… Да и вообще изменился. Где тот мальчик, который любил переодеваться в мои платья? Да и сама я уже давно не влезу в те наряды. Они, кстати, до сих пор валяются где-то на чердаке. Сожгу их все завтра. Прошлое нужно иногда предавать огню.
– Да, мама. – ответил я. – Но те платья все-таки жалко. Пусть лежат…
– Ну пусть… – Легко согласилась она. – А ты сходи к трихологу, пусть он тебе даст рецепты масок для волос. Обидно в таком возрасте лысеть.
– Хорошо, мама.
Мне казалось, что с моим выходом на постоянную (и престижную) работу все в моей жизни нормализуется. Она примет размеренный порядок, я стану добропорядочным членом общества, мещанином или буржуа, буду проводить время «как все» – работа, дом, встречи в кафе с друзьями, кино, телевизор, женитьба, дети, и так далее… Но этого не происходило. В первую же неделю я начал искать в Москве место, где зимой можно прыгнуть с тарзанки. Оказалось, что нигде (или я не мог найти). Зато нашел в Интернете ссылку на скалодром на Кутузовском. Тоже хорошо. В пятницу ушел с работы пораньше и поехал в Скала-сити. Заплатил за подъем, одел ремень и обувь. Меня пристегнули к страховочному тросу, и я полез по пластиковым выступам наверх. Неожиданно для себя очень быстро устал – не успев подняться даже на пять метров от земли. «Как же они лазят на такую высоту?» – вспомнились кадры различных телепередач о скалолазах. Я продолжал лезть вверх, пока не начали дрожать руки. Смотреть вниз было страшно, несмотря на относительно небольшую по сравнению с настоящими скалами высоту. Передо мной уходил вверх страховочный трос. «Надо было взять с собой нож», – подумал я, – «обрезать сейчас трос, и потом самостоятельно спускаться вниз, со своими дрожащими руками – доберусь или не доберусь…»
Лезть выше уже не мог – руки и ноги не могли подтянуть тело даже на пятьдесят сантиметров. Я, как таракан, прижался к искусственной скале, держась за выступы и чувствуя, что в таком положении долго не протяну.
– Отпускай руки и немного оттолкнись от стены, – крикнул мне снизу инструктор.
Сделать так, как он говорил, казалось невозможным. До земли было метров двенадцать, и внизу все выглядело уже таким далеким и маленьким. Падение с этой высоты наверняка могло привести к смерти или увечьям. Страх заполнил меня всего. Тело отказывалось отпускать спасительную твердь. Но и удерживаться дольше не хватало сил.
– Отпускай руки, и трос тебя спустит, – снова крикнул инструктор.
Мои руки и ноги дрожали от напряжения, и уже не могли держаться за уступы. Я начал падать. Трос растянулся, самортизировал и плавно заскользил вниз. «Жив. Спасен».
Тело еле двигалось, все еще находясь в состоянии максимального напряжения. Я сел на скамейку. Постепенно мышцы расслаблялись и успокаивались, боль и натяжение уходили. Я просидел на скамейке минут десять, наблюдая за остальными «скалолазами». Тело совершенно отдохнуло, в нем уже не чувствовалось никакого дискомфорта. «Еще наверх!» Я оплатил второй подъем, и все началось по новой. Но теперь высота казалась уже не такой пугающей, и отпускать руки было почти не страшно. Трос привычно и обыденно спустил