– Айгулька, пока! – Улыбнувшись, Каскыр подмигнул бывшей подружке.
– Дмитрий, стойте! Как же я? То есть мы? – Крикнул ему вслед Виталик.
– Я не Дмитрий, я – Алексей.
– Дмитрий, стойте! Вы же обещали! Ирина! – Виталик позвал молодую женщину, садившуюся в «Хаммер».
– Я вас не знаю. Всего доброго, – Алексей юркнул в машину.
– Как?! Стойте! – Голос Виталика сорвался на визг.
Внедорожники развернулись, подняв облако пыли, и уехали. Виталик сел на землю:
– Нет… Как же…
– Ах т-ты с-сука! – Бросился к нему Сергей, – с-сдал, с-сука!
Давид молниеносно выбросил вперед ногу, поставив Сергею подножку. Тот упал.
– Стоп! – Громко сказал Давид, – то, что я сейчас говорю, воспринимать, как обязательную практику. Делать всем! Садимся на колени, руки кладем на бедра ладонями вверх. Закрываем глаза.
Все подчинились, в том числе и мы с Виталиком.
– Делаем глубокий вдох, потом полностью выдыхаем воздух, от макушки к копчику. Потом снова вдыхаем воздух, от копчика к макушке, и задерживаем дыхание на пятнадцать секунд. Полный выдох вниз и задерживаем дыхание на пять секунд. Снова глубокий вдох и задержка на пятнадцать секунд. Выдох. Задержка на пять секунд.
Мы дышали в таком темпе минут пять. Потом Давид дал указание выровнять дыхание и медленно открыть глаза.
Вокруг было серо. Низкие темные тучи предвещали скорый дождь. Давид сидел перед Сергеем. Увидев, как тот открыл глаза, он рассмеялся и отскочил от него в сторону – так, чтобы видеть всех:
– Во Вселенной нет правильных или неправильных поступков. – Тихо заговорил он. – Просто потому, что мы не знаем и не никогда не сможем узнать, что было бы, если мы поступили по-другому. Поэтому мы не можем сказать, что правильно, а что – нет. У каждого из нас один апельсин, а не два, и не три. С чем нам сравнивать, слаще он или кислее? Мы не знаем о каких-либо параллельных линиях человеческой истории. Возможно, если бы он, – Давид кивнул на Виталика, – поступил как-то по-другому, все могло сложиться еще хуже для всех нас. Мы просто не знаем. В каждой удаче заложено зерно неудачи и потери. И наоборот… Человек – единственное существо на Земле, которому дана способность осознания себя, но он, к сожалению не привык ею пользоваться. – Давид улыбнулся. – Давайте попробуем применить ее в настоящий момент, и осознаем себя здесь и сейчас, в единственном пространственно-временном потоке, в котором нет понятия правильного и неправильного. – Он замолчал, оглядывая нас спокойным взглядом. Оля закрыла глаза. Айгуль и Сергей смотрели в землю перед собой.
Через минуту Давид вдруг встрепенулся и рассмеялся:
– Зато теперь наконец ничто не помешает нашим практикам. Кто вообще хотел это евангелие? Ты хотела? – Обратился он к Айгуль.
Та улыбнулась:
– Нет.
– А ты? – Давид посмотрел на Олю. Она равнодушно пожала плечами.
– Может, ты? – Давид бросил задорный взгляд на Виталика, который понуро мотнул головой.
– А если не хотел, так какого же хера ты тут делаешь, да еще и в наручниках? – Развеселился Давид. Оля и Айгуль рассмеялись вслед за ним, Сергей кисло усмехнулся. Давид продолжал весело смотреть на нас с Виталиком:
– Собрались дружки-мазурики. Один – стукачок, другой в чужих вещах роется. Веселые истории журнал покажет наш… Веселые истории в журнале «Ералаш»…
– Блядь, какой Каскыр подонок! – Со злой усмешкой выдохнула Айгуль. – Убью его на хуй!
– Ни в коем случае. – Повернулся к ней Давид. – В тебе сейчас столько ненависти, что это будет большой грех для тебя. Убьешь его тогда, когда будешь к нему абсолютно безразлична.
– Тогда я уже не захочу его убивать.
– Значит, не убьешь. – Улыбнулся Давид.
– Откуда твой Каскыр с этим Алексеем знаком? – Тихо спросила Оля.
– Хрен его знает… У него все друзья – или кээнбэшники, или фээсбэшники…
Давид глубоко вздохнул и произнес серьезным тоном, – Ладно, пошутили – и хватит. Пора ставить палатки. У нас был трудный день, нужно отдохнуть…
Я действительно чувствовал себя невероятно измотанным и уставшим. Лень было даже думать о том, что Виталик оказался фээсбэшным стукачом, и что теперь это могло означать для него и для меня. Огромное количество мыслей пыталось заползти в мои мозги, но все они сдавались на полпути туда. Либо мой мозг из инстинкта самосохранения поставил им заслон. В то же время я почему-то перестал чувствовать какую бы то ни было опасность со стороны Давида.
Мы быстро поставили палатки, наскоро поужинали и завалились спать.
«Блин, не могу поверить, что Давид отдал им евангелие…» – услышал я в полусне полный разочарования шепот Айгули. С кем она говорила, я не понял.
Глава 23
Следующим утром я проснулся рано. Серое небо, горы в белесой дымке. Шум реки. Пустота. Ночной дождь оставил после себя зябкую прохладу. «Покурить бы…» – прошептал сам себе, но тут же подумал, что и без сигареты хорошо. Легко и свободно – несмотря на то, что я все еще в наручниках. В ту секунду я очень хорошо чувствовал мир около меня, его состояние и настроение, движение ветра и травы, мощное спокойствие и неподвижность гор и холмов, стремительность и непоседливость реки. Чувствовал даже тепло, дыхание и напряженность тел, спящих в палатках неподалеку. Подумал, что именно такое ощущение окружающей жизни наверное и есть та самая осознанность, о которой говорил Давид. Чувствовать одновременно все; осознавать существование всех частиц Вселенной.
– Не спится? – Негромкий голос извне того мира, в гармонии с которым я пребывал. Значит, «осознание всей Вселенной» только казалось…
Я обернулся. Ко мне неторопливым шагом, с засунутыми в карманы брюк руками, подошла Оля.
– Не спится. – В тон ей ответил я. – Тебе тоже?
Она села на землю рядом со мной.
– Классное утро. Даже ты его не портишь.
– В смысле? – Я непонимающе посмотрел на нее.
– Тяжелый ты. Какой-то ненастоящий; андроид. В первый день у меня от тебя вообще мурашки по коже были. Только не парься над этим, сказали – забыли.
– Интересно, – усмехнулся я, – никогда не думал…
«Ненастоящий». Этот эпитет я уже раньше слышал в свой адрес. «Ненастоящий». Не смог поступить против воли мамы. Стал моделью, потому что кому-то понравилось мое лицо. Боясь брать на себя ответственность, ни разу не воспользовался правом выбора; делал вид, что у меня его нет. Ничего не сделал сам в своей жизни. Плыл, и продолжаю плыть, как бревно по реке. Потому и «ненастоящий».
Мы сидели и смотрели на горы.
– Готова была вчера стрелять? – Прервал я молчание.
– Нет. – Коротко ответила она, и после паузы добавила. – Чувствовала страх.
– Все чувствовали страх.
– Но ружье-то было у меня… И в случае чего стрелять пришлось бы мне…
Мы снова замолчали.
– Так-то вот… – Задумчиво проговорила Оля после паузы. – Свобода…
– Ты о чем? – Не понял я.
– Вчера я чувствовала себя так же, как десять лет назад. Хотя до этого была уверена, что все уже далеко позади.
«Десять лет назад, когда тебя бил и насиловал отец?» – Хотел спросить я, но не осмелился.
– Жизнь прекрасна и гармонична… – Медитативным голосом продолжила она. – В ней все происходит так, как должно происходить – в первую очередь, для нас самих. Она и существует только для того, чтобы учить нас. Наша судьба – это индивидуальная школьная программа для нашей души. Подготовить ее к великому переходу. Только мы это не понимаем и не ценим. Злимся на судьбу, отказываемся учиться.
– Может быть, – согласился я.
– Я люблю тебя. – Оля неожиданно обняла меня, горячо и нежно.
– Я же ненастоящий, – усмехнулся я.
– Ты – инопланетянин. Поэтому и люблю. А Айгулька – дура.
Потом мы еще долго сидели, обнявшись, и опять смотрели на суровую монументальность горной гряды перед нами.
Все постепенно просыпались, выходили из палаток. Оля направилась к провианту, чтобы начать готовить завтрак. Давид за палатками делал гимнастику.
– Еды совсем мало осталось, – крикнула Оля.
– Знаю, – не прерывая зарядку, ответил Давид. – Предлагаю сегодня не завтракать. Это и для практики будет лучше. А после – поедим; кто захочет, конечно.
– Блин,