– Как вы думаете: Бог ругается? – Спросил Давид.
– Нет наверное, – ответила Айгуль.
– А стихийные бедствия, ураганы, войны, насилие? Разве это не похоже на его ругань в адрес человечества?
Девушки понимающе закивали головами.
– На самом деле я думаю, что не похоже, – рассмеялся Давид. – Мне кажется, что Бог должен ругаться так же, как делает все остальное – с любовью. Нам тоже нужно учиться ругать, любя. Чтобы в потоке вашей ругани была большая любовь. И сам поток должен быть мощным… – Он на секунду задумался, – ругань, нежные слова… Ненависть, любовь… Это только два образа одного и того же. Два проявления вселенской иллюзии. Проявляемой через нас с вами, наше восприятие, эго. Эго, которое, по сути, даже не наше, а навязанное нам окружающим социумом, воспитанием. Можно сказать, что эго – это не мы, а это наше отражение окружающего мира. Чтобы постичь суть, постичь Бога, нужно жить не отражением, а жить собой, постичь свое истинное «Я». Только оно может увидеть Бога. Нужно избавиться от иллюзий. А от иллюзий мы не сможем избавиться, пока не избавимся от эго. Когда тебе трудно ругаться – на самом деле это не тебе трудно ругаться, а твоему эго, которое привыкло поступать так, как принято в обществе. Где ругаться, в общем-то не принято… Ну все, – Давид положил руки на колени, – больше ни слова. А то своей пустой болтовней я разрушаю тот час молчания, который должен остаться с вами. Иншалла! Давайте печь картошку и рассказывать анекдоты и страшные истории.
Стемнело. Анекдоты и страшилки почему-то не рассказывались. Давид вспомнил пару смешных историй из жизни, Айгуль – несколько анекдотов, и на этом все закончилось. Оля лежала на каремате и смотрела на звезды. Сергей и Виталик сидели, прижавшись друг к другу, и безразлично наблюдали за всполохами огня. Айгуль, приобняв Давида, положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
– Спутник, – тихо сказала Оля.
Остальные послушно подняли головы. Мерцающая точка быстро летела меж неподвижных звезд.
– Телекоммуникационный. На малой орбите летит, – заметил Давид.
Ветер ослабел, стал прохладнее, но в то же время мягче и словно нежнее. Вокруг стояла непроницаемая темнота. Ни огней какой-нибудь деревни вдали, ни отсветов, ни оттенков. Чернота, из которой приходил ветер, и в которую уходил. Послышался отдаленный вой. Мы переглянулись.
– Волки, – подтвердила Айгуль.
– Н-не опасно? – поежился Сергей.
– На огонь они не пойдут… На крайний случай у нас ружье есть.
– Как по-казахски «волк»? – Спросил я.
– Каскыр. – ответила Айгуль. – У меня парень был, звали Оскар, а кличка – «Каскыр».
– Злой, как волк? – Натужно усмехнулся Виталик.
– Смотря к кому… – Задумчиво проговорила Айгуль, – Мне, наоборот, «Порш» подарил.
– Круто… Почему вы разошлись?
– Ревнивый был очень… – Улыбнулась Айгуль.
Все снова замолчали. Неожиданно далеко в степи показались блуждающие огни, и через некоторое время послышались глухие звуки выстрелов.
– Что это? – С тревогой в голосе спросил Сергей.
– Ночная охота на сайгаков, – пояснила Айгуль. – Гоняют на джипаках по степи и стреляют из окон.
– Ни фига же не видно…
– Тем интереснее. Стреляют в тех, кто попадает в свет фар.
– А подбирать подстреленных?
– Это не так уж и важно…
Огни то немного приближались, то удалялись, и вскоре исчезли совсем.
– Ладно, я спать, – поднялся с земли Сергей.
– Всем пора уже, наверное. Завтра нелегкий день… – Согласился Давид.
Оля повернулась к нему и улыбнулась:
– Первый раз вижу, чтобы ты захотел спать…
Давид улыбнулся в ответ:
– Ну… У нас ведь был трудный перелет…
Последними у костра остались мы с Виталиком. Виталик выглядел уставшим, жалким, но продолжал медитативно смотреть на огонь.
– Как ты? – Спросил я.
– Не знаю. Мне и классно, и херово одновременно.
– Ругань и молчание подействовали?
– Хер знает. Чувствую себя, как тесто на дрожжах. Растекаюсь, куда-то расту, увеличиваюсь. Еще почему-то перед глазами все время образ мамы. От этого очень хорошо. Но в то же время чувствую стыд перед ней, хотя не знаю, за что. Помнишь, в какой-то книге была идея, что каждый человек в чем-то виноват. Что невиновных, безгрешных людей нет.
– Жеглов так говорил в «Место встречи изменить нельзя», – усмехнулся я.
– Может быть… – Не обратил внимания на мою усмешку Виталик. – Как это правильно! Столько вины на каждом, на мне…
– За ночь с проституткой? – Поддел я его.
– Да! И за это! Мне всегда так хотелось попробовать с двумя… Главная сексуальная фантазия жизни, блин… А тут эта Гульжан предложила очень дешево – раза в три дешевле, чем в Москве! В результате оказалось, что ничего особенного. Та же фигня, может, немного прикольнее. Зато теперь херово. Бля-я, как херово… Пойду спать, – он поднялся и пошел в палатку.
Я ткнул палкой в черно-красные догорающие уголья, перевернул одно, второе, наблюдая за сыплющимися искрами. Они притягивали взгляд, манили, гипнотизировали. «Откуда был колокольчик?» – Вдруг снова вспомнилось, – «что за колокольчик? Почему искры летят в темноту словно под музыку колокольчика? Надо спать…» Я разворошил все уголья и затушил их. В последних отсветах увидел, как из своей палатки вышла Айгуль и пробралась в палатку Давида.
Я проснулся то ли от холода, то ли от ощущения чьего-то присутствия рядом. Открыл глаза, расстегнул замок полога и выглянул наружу. Там было сумрачно, зябко, ветрено и пусто. Холодное серое неприветливое небо, желто-бурая неприветливая степь. Над палаткой девушек хлопал на ветру открепившийся навес. Мне снова захотелось домой, в Москву. В свою квартиру, в теплую кровать, под мягкое одеяло – и свернуться там калачиком. Чтобы рядом села мама, погладила по голове, поправила подушку, одеяло… Нет! В этом есть что-то отвратительное. Неужели вчерашние причитания Виталика так на меня подействовали? Я не хочу, чтобы это делала мама. Но тогда кто?
Мне тридцать один год, но меня до сих пор еще может настигнуть это детское пронзительно тоскливое ощущение одиночества и покинутости. Как будто я потерялся в чужом городе, отстал от родителей, и они даже не ищут меня. Страх парализует тело, мысли. Я не могу ничего делать; не хочу никуда идти. Да и куда идти в этой бескрайней бессмысленной степи, в которой ничего нет?
Из палатки Давида послышалась какая-то возня, полог откинулся и вышла Оля. Сощурилась, потянулась, посмотрела на меня и деланно улыбнулась:
– Доброе утро.
– Доброе утро, – ответил я.
Она прошла к своей палатке и нырнула внутрь ее.
«Шведская семейка какая-то… – Со смесью зависти и раздражения мелькнуло у меня. – «Чем Давид так притягивает девушек в своем немолодом возрасте?»
Справив за палаткой нужду, я подошел к пепелищу ночного костра. Неровный темно-серый круг на земле, разбросанные уголья. Вышел Давид, подтянутый и собранный, как будто и не ложился спать.
– Доброе утро! Молодец, раненько, – приветствовал он меня.
– Ты тоже раненько, – усмехнулся я в ответ.
– Ну… Для меня это поздненько, – с улыбкой возразил Давид. Сел на землю, скрестил ноги и закрыл глаза.
«Лечь еще поспать?» – Расслабленно плавала в голове ленивая мысль. Но я переборол себя. Развел костер и повесил над ним котелок с водой.
Через некоторое время из палатки вышел Сергей. Последними на белый свет показались Виталик, Айгуль и Оля.
Мы наскоро позавтракали, попили чай, собрали палатки и вещи.
– По машинам, – скомандовал Давид, и через пару минут «Порше» и «Нива» уже неслись по степи, вздымая облака пыли.
Виталик дремал на заднем сидении. Я тоже хотел спать, но заснуть не мог. Сергей со странной улыбкой смотрел вперед, в степь. Айгуль бесстрастно держала руки на руле, уверенно, и в то же время расслабленно, управляя машиной.
Минут через сорок мы выехали на трассу. Еще через пару часов доехали до деревни.
Сбавив скорость, Айгуль внимательно оглядывала стоявшие по обе стороны от трассы дома. На одном из перекрестков повернула направо, и мы съехали с асфальта на грунтовую дорогу. За нашими машинами увязались несколько мальчишек, которые бежали следом и что-то орали.
– Что они кричат? – Спросил Виталик.
– Не слышно, – пожала плечами Айгуль.
Мальчишки отстали, но нашу колонну провожали неизменно