Про Джалар и чуду Эркена ей рассказала Сату, она приезжала к родителям на Йолрун. Вытащив Мон из дома будто бы погулять, она повела ее к самому громкому перекату на Олонге и рассказала, как к ней под конец времени Утки пришла Джалар, как пряталась у них с Аюром, как ей помогала и как рассказала и про чужаков, и про сгоревший островок, и про Эркена. Она говорила и внимательно смотрела на Мон, Мон чувствовала это, но не видела: глаза ее застилал какой-то красный дым. Эркен никогда не будет ее мужем, он выбрал Джалар, их весеннюю деву, дочь лучшего охотника Края, славную, добрую, веселую Джалар, тоненькую и гибкую, такую радостную всегда и такую непохожую на нее, Мон…
– Она не любит его, Мон, – вздохнула Сату. – Она сама мне так сказала.
– Но чуду она взяла, – резче, чем хотела, ответила Мон.
– Потому что на невестиных гонках… ну, на тех самых, когда меня… в общем, когда все, кто хотел стать ее женихом, пробежали мимо, она Яви пообещала, что выйдет замуж за любого, кто подарит ей чуду.
Мон стало нечем дышать. Она ухватилась рукой за свисающую ветку черемухи, постаралась сделать вдох, и еще один, и еще. Дыши, Мон, дурочка, дыши. Страшно нарушить такое обещание, вот Джалар и не нарушила, взяла первую же предложенную чуду. Но как им быть теперь? Ей без Эркена не жить: она пробовала – не получается, лучше уехать в город, да как уедешь, если с Саол-гона никто выбраться отсюда не может?
В тот день они долго еще бродили с Сату, обо всем говорили, думали, где прячется теперь Джалар и как ей помочь. Но так ничего и не надумали. Сату уехала, они с Эркеном продолжали искать, и Мон понимала, что, как бы ни смотрел на нее Эркен, как бы ни улыбался, сколько бы тропинок они ни прошли вместе, держась за руки, он ищет не просто девушку-соседку, он ищет невесту. А она, Мон… она просто друг. Хороший, надежный друг. А потом вдруг Мия. И их общая тайна. И тот разговор, когда Эркен попросил стать его женой. Он ничего не сказал о Джалар, он даже чуду Мон не дал, сказал, что хочет сам смастерить и отдать на невестиных гонках.
– Ты только уж не беги от меня слишком быстро, Мон, – неловко усмехнулся он. – Если согласна – не беги.
«Никуда я не побегу, дурачок, встану посреди поля и буду тебя ждать, мне бы только сейчас дождаться», – ковыряя кашу ложкой, думала Мон.
– Ешь, чего ты? – спросил ее отец, и она через силу стала есть.
А после обеда потихоньку выскользнула из дома, замерла на пороге. Гармас курил у калитки. Ну, пусть. Мон закуталась потеплее и пошла в лес. Гармас – за ней. Вот дурак, кто же будет сторожить? Она шла, не думая куда, лишь бы дома не сидеть, не проживать каждую минуту ожидания как огромный пустой день, шла и шла – и только у подножья горы поняла, что ноги привели ее к родовой сосне.
«Что ж, – подумала Мон. – Кого же, как не тебя, праматерь Рысь, просить о милости, о помощи и защите? Пусть все хорошо будет там, у Уток, пусть их Дом процветает во веки вечные, пусть будут они так же добры и милосердны, как и всегда, пусть праматерь их крякает над миром до скончания времен, и пусть они не прогонят найдёнку, пусть приютят. А мне верни суженого моего, моего Эркена, я что хочешь сделаю, я все обряды буду соблюдать, я…» Мон вскинула голову. Жарминах. Сегодня Жарминах! В растерянности она огляделась. Что же это такое? Ведь Эркен говорил ей, радовался, что в ночь на Жарминах повезет найдёнку: и нашим не до того будет, и Утки в такой день не откажут. Утки-то, может, и не откажут, только наши-то, наши-то что? Тишина в деревне, будто и не праздник. Выбрали ли весеннюю деву? Почему никто не собрал хворост для костров? Мон развернулась и бегом бросилась назад.
– Уже помолилась, что ли? – крикнул ей Гармас, наконец дошедший до горы.
Она схватила его за руку.
– Сегодня ведь Жарминах, Гармас? Сегодня?
Гармас нахмурился, попытался сжать в кулак покалеченную беспалую ладонь.
– Вроде.
– Почему же мы…
Она отступила на шаг, отпустила его руку. Ни слова больше не сказав, пошла в деревню.
Уже сумеречнело небо, когда Мон спустилась к своему дому и увидела, как из калитки выходит Эркен. Силы сразу оставили ее, она обмякла и чуть не упала, но сзади шел Гармас, и в эту минуту ей хотелось быть подальше от него. Она взяла себя в руки, побежала под горку, почти врезалась в Эркена, но он удержал ее, поймал на руки, закружил, засмеялся. Она видела, что это спектакль для Гармаса, глаза у Эркена тревожные.
– Ну? – спросила она еле слышно.
– Все хорошо. Благослови Явь Уток, они остались прежними. Бабушка позаботится о ней.
– Почему же…
«Почему ты такой невеселый?» – хотела спросить она, но он понял по-своему.
– Чуть не утонули, не заметил полынью, поэтому так долго.
Он прижал ее к себе.
– Тревожилась?
Мон кивнула.
Гармас протопал мимо, буркнул:
– Совсем стыд потеряли, хоть бы невестиных гонок дождались, куда катится Край…
Мон и Эркен посмотрели друг на друга, еле сдерживая смех.
А потом застучал прямо в голове бубен Виры.
Он звал всех на сход. Мон терпеть не могла Виру, терпеть не могла сходы, но, как и все, не могла противиться ее бубну. Они с Эркеном встали рядом, дождались, когда из дома выйдут родители Мон с младшими детьми, подтянутся соседи, и стройной колонной двинулись на поляну.
Разговор о деревьях
Втроем на дереве было тесно, и Джалар повела Литу и Тайрин в ложбинку, где лежал поминальный камень Тхоки. Она не стала подводить их к могиле, даже не сказала про нее ни слова, но в ложбинке было уютно и тихо, молодые сосны скрывали ее от посторонних глаз, а еще казалось, что тут девочки под бабушкиной защитой. Они нашли и притащили два поваленных еще осенними ветра́ми деревца. Джалар села так, чтобы видеть камень, и сказала:
– Теперь нас четверо.
Лита кивнула. Она без смущения