– Зачем? – удивилась я.
– Уверяют, что, пропуская эту ленту перед источником света, можно получить движущееся изображение, – сказала Вильма воодушевлённо. – А второе – механический звукописец.
– Ого! – завопила я. – Ничего себе!
– Да. Представь: движущееся изображение певицы и запись её голоса. Концерт даже там, куда она не сможет приехать. Или… моё изображение, дорогая сестричка. И запись моих слов. Или твоё изображение, или мессира Лиэра, Раша – кого угодно. Это гениальное изобретение. Очень полезное.
– Конечно, я приду смотреть, – сказала я. – Ужасно хочу посмотреть, как двигается изображение. Они ведь принесут оборудование?
– Обещали, – сказала Вильма. – Наши гостьи тоже хотят посмотреть. Предполагается, что мы на пробу сделаем светописный концерт, для того чтобы показывать его бойцам на фронте.
– И мне интересно, – сказала я.
Я хотела сказать ещё что-то, но тут закончилась наша пауза: на балкон, кутаясь в шаль, выглянула Друзелла.
– Мне жаль, прекрасная государыня, – сказала она, и по её тону я слышала, насколько ей впрямь жаль. – Вас ожидает мессир Броук со сводками, а леди Карлу просили срочно спуститься в лабораторию. Мессир Жейнар уверяет, что доставили что-то ценное.
– И мерзкое, – продолжила я в тон.
– Ох да, – грустно согласилась Друзелла. – Скорее всего, моя милая, мерзкое.
– Обнимаю, целую, – нежно и печально сказала Виллемина. – Иди, иди, дорогая. Я понимаю. И мне надо идти.
Я поцеловала её по-настоящему, в тёплую фарфоровую щёку. И убежала вниз.
Там уже все, кто мог, собрались, даже пришли Норвуд и Байр, которые теперь редко бывали в нашем каземате: они работали в госпитале во имя Лаола, где всегда были запарка и аврал. Но сейчас случай был особый.
Посреди нашей лаборатории стояли два больших ящика, от которых тянуло чем-то неописуемо мерзким. Настолько мерзким, что моя собака не пошла в лабораторию, а устроилась в гостиной у камина. Редкий случай.
– Вот, сопровождал с вокзала, – сказал Жейнар. – Подарок нам от части, где Квентин с его воронами. Ошмётки летунов, брр…
Как-то никто не дёрнулся открывать ящики. Я на них посмотрела – а у них был вид золотарей перед выгребной ямой, из которой вот-вот через край перельётся.
Чистоплюи, подумала я. Всегда мне… И сделала шаг вперёд.
И тут же Валор и Ольгер устыдились и выдали нестройным дуэтом:
– Не трогайте, леди!
– Деточка, позвольте мне!
– Ладно, – сказала я. – Мне всё равно не хочется.
Валор принялся взламывать заколоченную гвоздями крышку, а Ольгер грохнул на стол инструменты для вскрытий. А потом они достали летуна и плюхнули его на мрамор.
Он оказался просто огромным. Я не ожидала. Огромным и тяжеленным: не умещалось в голове, что эта здоровенная грузная тварь летала по небу. Головы у твари не было, её, видимо, оторвало взрывом, а туша с развороченной и закопчённой изнутри грудной клеткой казалась больше, чем человеческое тело. И выглядела уродливо: вместо рук приделали кости от ног, а на них нарастили два громадных крыла – как паруса. Развёрнутое крыло доставало от стола до стены, длиной примерно в два человеческих роста – и всё равно казалось, что тварь неуклюжа: непонятно, как сравнительно небольшие крылья поднимают эту тяжесть.
И ясно, что с драконом не спутаешь. Дракон – как живая птица: невесом, стремителен. Очень гармонично выглядит. Тварь, по-моему, должна была вызывать оторопь: летящий по небу труп… и явно несут его не слишком короткие и узкие крылья, а сила чего-то вселившегося.
Адская сила, разумеется.
Жейнар и Ольгер придвинули к столу для вскрытий верстак для наших инструментов, разложили летуна кое-как. Валор подтянул вверх рукава, надел перчатки и взял большой нож для продольных разрезов, но взглянул на труп – положил большой нож и взял скальпель.
– Я хотел, – заикнулся Ольгер.
– Простите, мой дорогой, – сказал Валор. – Это может быть небезопасно. Отойдите на шаг, пожалуйста. К вам, молодые люди, и к вам, деточка, это тоже относится. Я всё покажу.
Он уже полностью владел собой – и я успокоилась. Валор – самый опытный из нас. И – да, наименее уязвим.
– Башку ему оторвало? – спросил Байр.
– Не думаю, – Валор раздвинул скальпелем скользкие чёрные ткани трупа. – Это, очевидно, прозвучит безумно, но я полагаю, что головы в нашем с вами понимании у твари и не было. Взгляните! – и показал остриём. – Позвоночник здесь не сломан, а спилен. Кажется, даже оплавлен. И вот это… я бы сказал, это фрагменты рёбер.
– На шее?! – поразился Норвуд и подсунулся ближе.
Байр оттащил его назад.
– Они приклеены? – спросила я. – Такой вид, будто срослись с верхним позвонком… ну, уцелевшим.
– Их прирастили, – кивнул Валор. – Дорогой граф, подержите, пожалуйста, здесь. Благодарю. Смотрите, видимо, граната взорвалась прямо перед летуном. Это осколок. И вот это. И та конструкция, которая заменяла ему голову, частично уничтожена взрывом. Предположу, что это была некая… э… воронка. Из кожи и мышц, натянутых на приделанные к обрубку позвоночника рёбра. Из этой воронки извергалось собственно адское пламя.
– Он был слепой? – спросила я.
– Если и видел, то не так, как мы с вами, – сказал Валор.
– А говорят, пожирал трупы, – сказал Жейнар. – Но у него же и рта нет…
– Трупы он пожирал вот чем, – Валор положил скальпель и оттянул что-то в кровавом чёрном мясе ниже рёбер.
Распахнулась неожиданно громадная зубастая пасть. Челюсти принадлежали какой-то очень крупной зверюге, а зубы…
– Творец мой оплот, – пробормотал Ольгер у меня за плечом. – Это челюсти акулы?
– Да, акульи, – сказал Валор странно удовлетворённым тоном, будто подтверждались какие-то его теории. – Жрал непосредственно в желудок, если можно так сказать.
– Непонятно, как эти челюсти двигались, – сказала я. – К чему они приделаны. Такое чувство, что как-то прямо в мясе крепятся, на одни мышцы. Так не бывает же!
– У живых, – кивнул Валор. – А это кадавр. Эту кучу мёртвой плоти, собранную довольно небрежно, двигало то, что в ней обитало. И это обитавшее, видимо, меняло свойства тканей… Видите, в каком они состоянии? Это не последствия разложения, это копоть. Он прокопчён насквозь. И окоченение довольно странное… местами. Наверное, надо считать, что это уже не мышцы и не кости, а нечто другое.
– Я всё равно не пойму, как он ухитрялся жрать такими челюстями и летать на этих крыльях, – сказал Ольгер. – Совершенно противоестественная штука.
– Безусловно, – с той же странной удовлетворённостью подтвердил Валор. – Противоестественная. В этом самая суть, дорогой граф. Противоестественность – просто корм для адских сил. Она-то его и носила… Мэтр Байр, дайте мне пинцет, пожалуйста. Нет, не этот. Пошире. Отлично.
Он ухватил пинцетом что-то в глубине туши и потянул. Через миг показал нам