– Давай уже, не мозоль глаза, – буркнул Клён.
– И передавай привет нашим, – чуть улыбнулся Мятлик.
Их лица тоже заволокло розовато-медвяным туманом. Стал гуще аромат цветов, переходя в сладкий запах пряной вишни. Перед глазами у Смородника закружилось, словно полотно в кинотеатре стали раскачивать. Свет померк, и вместо него осталась плотная темнота с непонятным писком, будто иголки впивались в мозг.
* * *
В первый раз Смородник проснулся ночью. Он не знал, сколько времени провалялся без сознания, но в палате было темно, только мониторы приборов бросали немного света и в окно сочилась рыжеватая снежная мгла, отражающая уличные огни.
Он попытался перевернуться на бок, но ничего не вышло. Тело словно перестало слушаться. Закралась мысль, что, может быть, его парализовало, но Смородник не мог тщательно это обдумать – даже простое пробуждение будто бы отняло все силы.
На кресле рядом с койкой дремала Мавна, подперев голову кулаком. Глаза у неё были закрыты, от ресниц на щёки падали длинные пушистые тени. Смородник хотел сказать ей, какая она красивая, но не смог. Губы шевельнулись – даже не улыбка, а лёгкая дрожь. Но у него не получилось выдавить из себя ни звука – сон укрыл пуховым одеялом, и это было уже не тяжёлое забытье, а приятное, обволакивающее.
Второй раз он очнулся днём. Тихо пищали приборы, в палату заливался свет. Но сразу же появилось ощущение, что он не один.
Смородник повернул голову.
Мавны рядом с ним не было, а в кресле сидела Матушка Сенница. Как всегда, с безупречно-гладкими волосами, в элегантном брючном костюме и с тяжёлыми украшениями на шее и запястьях. В пальцах она крутила какой-то металлический скрюченный комок, и, только моргнув, Смородник сфокусировал взгляд и узнал свой искорёженный, убитый жетон.
– Казнь с доставкой на дом? – прохрипел он. Горло стало как наждачка, Смородника даже испугал собственный голос. – Прости, наверное, я пропустил важную дату. Был занят.
Сенница задумчиво покачала жетон на цепочке. Смородник понял, что писк прибора, отмеряющего удары сердца, предательски участился.
Чёрт, теперь его волнение будет как на ладони.
– Хочешь, я изготовлю тебе новый? Мы всё забудем. Твоё лицо неделю было во всех новостях. – Сенница хмыкнула. – Два героя спасли пленников болот. Один из героев – опальный чародей из рати Сенницы. Казнить тебя после этого было бы губительно для репутации. Я готова уступить. В порядке исключения.
Писк ещё участился. Смородник быстро облизал сухие губы, недоверчиво глядя на Сенницу.
Она протянула ему жетон. Он машинально взял его – тело снова начало слушаться, пусть и вяло, будто в мышцах не осталось сил. Смородник приложил жетон к груди, вспоминая, как он висел на этом месте долгие годы, прижимаясь к вытатуированному козлиному черепу с рогами, раскинувшимися до плеч.
Получить новый жетон… а вместе с ним и должность в отряде. Снова ходить с другими чародеями на охоту, защищать людей и нести возмездие. Искрить, изливаться огнём, ночами напролёт гонять на байке, выслеживая тварей.
Чувствовать принадлежность к большой бешеной семье. Плечом к плечу. Выстрел к выстрелу. Прикрывать друг друга. Помогать, бороться за общее дело. А потом – есть хот-доги на заправке и запивать энергетиками. Ловить лицом ветер с запахом табака и бензина.
– Да… – Смородник крутанул жетон в пальцах. – Действительно, давай забудем. Всё забудем.
Он вернул Сеннице искалеченный кусок металла на цепочке и, чуть помолчав, добавил:
– Не приходи ко мне больше, Матушка.
Смородник откинул голову на подушку и прикрыл глаза. Он бы не удивился, если бы Сенница придушила его прямо тут, в больничной палате. Но она, кажется, всё поняла и согласилась с его решением. Наверное, ей так тоже было легче.
Она ушла, тихо прикрыв за собой дверь, и Смородник снова заснул.
* * *
Новогодняя ночь в общежитии всегда напоминала дурдом. И без того суетные жильцы орали, гремели петардами и громко хлопали пробками игристого; пели песни, случайно поджигали мебель, шторы и друг друга; дрались, ругались, мирились и поддавались страсти по углам.
А наутро непременно стонали от головной боли.
Калинник немного посидел в столовой, где сдвинули столы и наготовили салатов и бутербродов. Чтобы облегчить жизнь поварам и добавить к столовской еде чего-то повкуснее, была заказана гора пицц и бургеров. Человек со стороны решил бы, что тут празднуют подростки: мишуру на стены приклеили в виде неприличных частей тела, а алкоголь попрятали по квартирам, чтобы не злить Матушку. Учеников сюда не пускали, им было положено ложиться спать в десять вечера – но из крыла молодняка, конечно, доносились радостные вопли и не самая изысканная музыка.
Для приличия выпив со всеми газировки в двенадцать ночи, Калинник засобирался к себе в кабинет. Многие после упыриного набега были ранены и лежали в его крыле-лазарете, кое-кто даже оставался в частных больницах – например, Смородник. И без его вечно кислой рожи праздник был даже не в радость.
Калинник отдал ему свою кровь. А вместе с ней – часть своей искры. Смородник истратил много, буквально истёк жизнью и чуть не погиб. А Калиннику искра мешала оставаться здравомыслящим и ответственным, когда это было необходимо. Вот чего он помчался на площадь? Хромой и бестолковый. Он нужен был тут, в кабинете. Парни и девчонки нуждались в нём, а он так всех подставил, поддавшись настойчивому шёпоту бешеной силы в жилах.
Нет уж, пусть его искра служит Смороднику.
Хотя, с другой стороны, если бы Калинник остался в кабинете, то никто бы не помог Смороднику так быстро – и не успокоил бы Мавну, посадив её в машину «Скорой» вместе с ним.
Лыка нашли мёртвым. Его задрал упырь, чуть не отделив голову от тела. Чародеи скорбели, но Калинник тихо злорадствовал. Эта сволочь чуть не убила его друга. Почти брата. Так пусть сдохнет сам.
В ту же ночь Калинник дозвонился до Агне и с облегчением узнал, что она в порядке и добралась домой целой.
Пройдя по коридору из шумно празднующей столовой, он остановился у окна. На Калиннике был дурацкий яркий свитер с гусями, на голове – картонные оленьи рога, обмотанные мишурой. В руке – банка апельсиновой газировки. На улице гуляли люди, беспечные, как всегда. Пару ночей упыри терзали улицы, и на помощь в самом деле, как и обещала Агне, пришли чародеи Бражника. Но никакой испуг не длится вечно, и всего через неделю тяга к празднованию победила страх.
Небо над общежитием мигало фейерверками, шёл крупный пушистый снег – новогодняя