– Ого, – восхитилась Мавна. – Ничего себе у вас фокусы.
– Ну так чародеи же.
Консьержка усмехнулась, указала Мавне на кресло и поставила чайник. Тут же из маленького холодильника показались бутерброды с сыром, баночка варенья и лимон.
– А вы… – Мавна не знала, как спросить так, чтобы не было обидно. – Вы тоже…
– Зови меня Мариса, – представилась консьержка. – Да, когда-то я училась здесь. Но в отряд так и не поступила. Искорка у меня была слабенькая, никудышная. Не то что у других – бешеная, неукротимая, красивая. Моя едва тлела. Пришлось отдать её.
– Отдать? – опешила Мавна. – Как такое возможно?
Мариса разлила чай по кружкам и выложила на тарелку принесённые Мавной медовые пирожные. От Марисы пахло сладкими карамельными духами, и её кардиган казался кофейным облачком: мягким-мягким. Хотелось незаметно его потрогать.
– Всякое, девочка, возможно. – В каждую кружку чая бултыхнулись по два кубика сахара и по кружку лимона. – Бывает, что другим она нужнее. Вот как наш генератор внизу стоит: каждый туда понемногу отдаст, а все квартиры снабжены теплом и светом. Я давно уже свою силу отдала. Двоюродной сестре. И ей моя искра пошла на пользу.
Мавна стиснула кружку чая руками.
– Вы здесь живёте? У вас нет…
Спрашивать о семье показалось бестактным. Вдруг у Марисы есть личное горе? Мавна замолчала на полуслове, смущаясь от своего излишнего любопытства.
– Семьи? – Мариса ковырнула пирожное. – Можно и так сказать. Старшая дочь замужем. А муж и младший сын погибли. Муж тоже был чародеем, а вот детям искры не досталось. Мы уже не жили тут, строили мирную жизнь, но упыри напали на мужа и сына, когда они вдвоём возвращались с соревнований хоккейной секции. И искра не спасла. Я годок поплакала, а потом обратно попросилась к Ланеске. Не к дочке же идти, зачем мешать их семье? Тут всё знакомое, я при делах, и стены родные. Иногда вот с внучкой помогаю, но мой дом теперь тут.
– Вам не хотелось снова выйти замуж? – у Мавны перехватило дыхание от сочувствия. – Наверняка есть хорошие мужчины даже среди чародеев, вышедших на пенсию…
– Нет. – Мариса качнула головой. – Не хотелось. Всему своё время, девочка. Мне ни к чему уже. Не до того. Я лучше спокойно поживу, чем буду переживать за кого-то. Вон, разгадываю сканворды, читаю книжки. Даже сама немножко пишу. – Она хмыкнула, по-девчоночьи порозовев. – Я привыкла. Меня всё устраивает. Квартиру сдаю, деньги откладываю, а Ланеска мне дала это место и зарплату платит.
– Но любить кого-то – это не только переживать, – кисло заметила Мавна. Сама она не поверила бы себе, голос у неё звучал неуверенно, ведь она только и делала, что переживала. – Это ещё и много тепла. И радости. Я бы не смогла одна. Я трусливая и люблю обниматься.
– Все люди разные. Кому-то нужно всегда обниматься, а кому-то привычнее в одиночестве. Не суди меня, – попросила Мариса.
– Я вовсе не думала вас судить. – Мавна примирительно улыбнулась. – А Ланеска… Кто это?
– Так звали нашу ратную Матушку, когда мы были с ней детьми. Сенница – моя двоюродная сестра.
– А…
Мавна замолчала с открытым ртом. Почему-то она не задумывалась о том, было ли у Сенницы когда-то человеческое имя. Она казалась каким-то хтоническим существом, без возраста, вечной охранницей общежития, элегантно носящей брючные костюмы и помаду цвета сливового вина.
– Я думала, у чародеев совсем нет родных.
– Не всегда. Чаще нет родителей. Но семьи бывают большими. И не про всех родственников мы знаем. Иногда так случается, что с кем-то мы знакомимся, уже будучи взрослыми. Жизнь большая, девочка, и сложная.
– Эх-эх, – вздохнула Мавна, подперев щёку кулаком и пытаясь осмыслить услышанное.
Осмыслить и понять, как можно использовать эту информацию.
В комнатке-квартирке Марисы ей нравилось. Ковёр с мишками на стене, диван-кровать, аккуратно застеленный покрывалом, сервант с посудой, маленький столик и холодильник. Всё в тёплых коричневатых тонах, будто сидишь внутри шоколадной булочки с корицей. Что-то отдалённо напоминающее было у бабушки на даче в соседнем Уделе.
– Насколько вы близки с сестрой? – осторожно спросила Мавна, ковыряя ложкой пирожное. Покровители, какое же вкусное зимнее меню у них получилось! Илар был прав, когда несколько недель упрямо ждал поставку ванильной пасты из Экватории.
Судя по тому, что Сенница выделила Марисе тесную каморку вместо чародейской квартиры, всё-таки особенно тёплых отношений между ними не было. Но всё равно…
– Мы узнали о существовании друг друга, когда мне было десять, а ей тринадцать. Когда я ушла, не завершив обучение, она осталась. И когда жизнь свела нас снова, она уже стала ратной Матушкой – а что случилось с прошлой Матушкой, Ветреницей, я так и не знаю. Говорят, её здоровье испортил какой-то чай райхианских колдунов. Многие считают, что её попросту отравили.
– Ох… – В голове Мавны сразу сложилась картинка: молодая Сенница приносит чашечку чая пожилой чародейке, та отпивает и с хрипами падает на ковёр, хватаясь за горло. Охотно можно было поверить в такой исход. Мавна поболтала ложкой в кружке и покосилась на Марису: вроде бы та заваривала чай из пакетиков, да и ни к чему консьержке травить случайно оказавшуюся в общежитии девчонку. Но вдруг у них это семейное?..
– Я точно знаю, что Ланеска жестока и не останавливается, когда ей что-то нужно. Но ещё она расчётлива и больше всего дорожит своей репутацией.
– То есть вы не можете просто поговорить с ней по душам?
Мариса отрезала ещё лимон, макнула в крошки сахара и облизала.
– Милая моя, чтобы говорить по душам, нужно, чтобы у обоих собеседников была та самая душа. Увы, не всегда так бывает. Но с ней можно говорить на языке выгоды. Это она понимает лучше всего.
Мавна опустила голову, разглядывая узоры на скатерти. Какую выгоду может предложить работница кофейни в обмен на жизнь своего мужчины? Годовой абонемент на кофе? Десять килограммов булочек с корицей? Ощущение собственной беспомощности окутало ядовитым дымом.
– Чего нос повесила? Давай поднимай. Он у тебя курносый и веснушчатый, такие нельзя вешать.
Мариса легонько потрепала Мавну по плечу. Но та безвольно уткнулась лбом в стол и пробормотала:
– Сенница собирается казнить Смородника, а я совсем никак не могу на неё повлиять. Только ждать – и меня это тоже убивает.
Сквозь свитер она почувствовала, как невесомая старушечья кисть снова легла ей на плечо.
– А ты не жди. Чтобы Ланеска отказалась от своего решения,