Смородник сперва удивлённо вскинул бровь, но взгляд задумчиво отполз в сторону закрытой двери, за которой возился целый рой блогеров. Проследив за его взглядом, Варде заговорщически улыбнулся бледными губами.
* * *
«Смотреть вверх, не думать, не думать, держать равновесие, прицепить грёбаный…»
Стеклянный шарик оказался предателем. Ниточка выскользнула из дрожащих пальцев, и в следующую секунду раздался тихий «хрусь», а пол в «Булке» засверкал от крошечных осколков вперемешку с блёстками.
Вместе с этим «хрусем» будто бы сдалась, так же лопнула и разлетелась на крошево последняя нервная клетка. Мавна уткнула лицо в сгиб локтя (оторвать обе руки от стремянки она не решилась даже в состоянии, близком к нервному срыву) и со вкусом, навзрыд, зарыдала.
– Девочка моя, а ну спускайся! – Купава быстро накрыла осколки газетой и позвала снизу. – И выкладывай, чего ревёшь.
Мавна на ощупь слезла со стремянки и упала в объятия Купавы. От той, как всегда, успокаивающе пахло ванилью и орхидеями. Купавина рука мягко легла ей на затылок, пальцы зарылись в волосы.
– Тише, тише, – успокаивала она, как старшая сестра, хотя они были ровесницами. – Налить тебе чаю?
Купава усадила Мавну на диванчик у окна, а сама деловито завозилась у чайного автомата с кипятком. Мавна вытерла глаза, с щемящей болью в груди осматривая помещение «Булки».
Они с Купавой с самого утра занялись украшением кофейни. Правда, Мавна опоздала и приехала часам к одиннадцати, к этому времени Илар уже собрал большую искусственную ёлку рядом с кассой и перетаскал все коробки с игрушками так, чтобы девчонкам было удобнее. Мавна и Купава спровадили его на кухню, пока Айна, вдруг выкрасившая волосы в ярко-розовый цвет, обслуживала людей за прилавком.
Спустя несколько часов слаженной командной работы «Булка» засияла. Огоньков и гирлянд на окнах и стенах стало столько, что могло показаться, будто попадаешь в паутину паука-пиромана, – так ярко и тепло всё горело. Венки из еловых лап, водопады мишуры и сверкающего «дождика», гирлянды из золотистых шишек, подсвечники со свечами и скатерти с зимними принтами – если бы у Мавны было нормальное настроение, она бы визжала от восторга и хлопала в ладоши. И даже попросила бы Купаву пофотографировать её в этом великолепии.
Но всё складывалось куда более прозаично, и Мавна ревела, совершенно опустошённая, сидя среди новогодней красоты.
– Вот тебе зелёный чай с мятой и лимоном. Сладкий. Он хорошо успокаивает.
Купава села рядом и сунула в холодные руки Мавны горячую кружку.
– Красиво у нас получилось, – добродушно заметила Купава, глядя на свисающие с потолка сплетения шишечных и огоньковых гирлянд с мишурой. В «Булку» заходили посетители, и каждый тоже смотрел на потолок. Многие брали в руки телефоны. И Айна бойко торговала слойками в виде ёлок, пирожными-звёздами и кусочками медовика с нарисованными через трафарет снежинками. – А вот плакать некрасиво. Но если очень надо, то плачь, конечно. Я буду рада, если ты захочешь поделиться. Может, даже смогу чем-то помочь.
Мавна замотала головой:
– Спасибо. Но ты ничем не поможешь.
– Точно? Мне будет проще это понять, если ты расскажешь.
Мавна достала из кармана бумажный платок и шумно высморкалась. Совсем не элегантно, ещё и случайно запачкав щёку соплями.
– Надо убраться, – буркнула она, указав на разбитый шарик, накрытый газетой.
– Успеется. Тут люди не ходят, мы в сторонке. Никто и не замечает, все смотрят на красоту. Хочешь, убежим? В пиццерию. Или в фастфуд за мороженым. Помнишь, мы в школе так делали?
Мавна недоверчиво покосилась на Купаву. Та не была в фастфуде, наверное, как раз со школьных времён, и Мавна уж думала, что ничто не заставит её вернуться снова. Но утешения звучали ласково, будто мама обещала ребёнку купить сладкое на обратном пути, если он не будет плакать на приёме у врача. И Мавна ухватилась за её тёплый голос, за участливое предложение и кивнула:
– Хочу. Давай убежим. Пожалуйста.
Через двадцать минут они уже сидели за столиком в закусочной и ковыряли пластиковыми ложками мягкое, невозможно сладкое мороженое с карамелью. Купава перед выходом попросила Илара убрать разбитый шарик, а заодно предупредила, что они ушли на «обеденный перерыв».
Слёзы уже не текли, но в носу было горячо, хотя мороженое, несомненно, возымело отвлекающий эффект. Купава подперла голову кулаком, выжидающе уставившись на Мавну:
– Ну? Какая сволочь тебя обидела?
Мавна облизала ложку, думая, что лучше сказать: «Сенница», «болота» или «жизнь». В любом случае придётся всё выложить. И она, закрыв глаза, решила начать с самого понятного.
– Мы переспали, – выдохнула Мавна. – Он вернулся ненадолго. И утром снова ушёл. Он вечно затевает что-то дико опасное, я даже не могу до конца осознать насколько. В голове не помещается. Он был под болотами, среди упырей, говорил, что поищет там Лекеша и других пропавших…
Мавна старалась рассказывать сухо и не представлять в красках, но её мозг решил за неё, подсунув самые красочные и жестокие фантазии. Голос дрогнул, и пальцы Купавы легли на её костяшки, побелевшие от того, насколько сильно она сжала свой стаканчик с мороженым. Мавна открыла глаза и почувствовала лёгкую тошноту: слишком много она нервничала, слишком сладким было мороженое, а праздничная песенка, игравшая в колонках, казалась слишком легкомысленной.
– Девочка моя, ты ему веришь? Помнишь все наши разговоры про бананы, звоночки и красные флажки?
Мавна кивнула:
– Верю.
– Значит, продолжай верить. Я видела твоего Смородника только несколько раз. Он, конечно, чудик, но не производит впечатление самоубийцы. Он взрослый опытный мужчина, чародей. Не птенец и не котёнок. Не брошенный банан. Я думаю, он осознаёт все риски и прекрасно с ними справится. А твои дела совсем другие. Работать в кофейне. Заботиться о родителях. О себе. Не грызть себя за то, что от тебя не зависит. Если мы не можем повлиять на ситуацию, то разве есть смысл тратить на это силы?
Мавна опустила лицо. Волнистые пряди упали по бокам, почти скрыв от неё и Купаву, и закусочную. Был виден только стаканчик с мороженым и своя рука.
– Смысла нет, – согласилась она. – Но я не могу отпустить переживания. Не могу сказать сердцу, чтоб оно, глупое, успокоилось и не болело. Вот ты не переживаешь за Илара? Я – постоянно. И за него, и за Лекеша, и за Алтея, и за Варде, и за Смородника. За всех, кому не могу помочь. Они будто стоят против чего-то, что надвигается стеной, и с этой стеной совершенно никак нельзя сражаться. А я могу только стоять за их спинами и кидать горящие каштаны.
– Ты можешь