Я встал на колени перед Аней, протянул полотенце, она приложила его ко лбу, начала приходить в себя. Светлые глаза смотрели на меня пронзительно и печально, потом она сказала:
– Если ты помогаешь нам – значит, ты ещё не совсем мёртв.
У меня с трудом получилось улыбнуться.
3
Последнее время из всех голосов я слышу только свои собственные мысли – единственный собеседник, который бы устраивал меня и не доставлял тревоги. Зимние ночи настолько глухие и тёмные, а дни пронзительно ясные, что меня слепят и оглушают то тьма, то свет. И этот безбрежный глухой звон соснового леса.
Дни настолько прекрасные, что я не успеваю считать их.
Они не трогают меня, а тихо плывут рядом, словно стаи больших молчаливых китов. Только приглядывают за мной одним глазом.
Ветви качаются над головой.
Тишина стелется по лесу насквозь, опутывая его и заставляя меня усмирить все свои чувства. Чувства, о которых я не привыкла думать и которые не хотела забывать.
Прошло несколько месяцев, как я последний раз видела Венселаса, а мне кажется, что годы. Я исполнила своё желание и укрылась в чаще леса в бревенчатом домике лесника, замшелом и одиноком. Гуляла босиком по лесу, любовалась скованным льдом заливом, холодным небом и мириадами снежных звёздочек. Только я и белая пустыня вокруг.
Я не старалась тянуться к свету, не хотела никого видеть рядом, будто внутри у меня что-то умерло, оборвалось. Я мало ела, ничего не читала, не интересовалась внешним миром, только бегала по лесу извилистыми звериными тропами, стараясь не выть от безысходности и оглушающей тишины.
Стайки косуль проносились пугливыми тенями в безжизненном зимнем лесу, их выдавал запах тёплой шерсти, пульсация вен и пар изо рта, в котором дышала сама жизнь. Я бегала за ними в одном тонком белом платье, моя кожа сливалась с цветом снега, а волосы – с корой сосен. Я поднимала глаза в ночное небо и впитывала его черноту, пустоту и холод, пока внутри меня не осели и не утихли бури, будоражащие прошлое. Вся поднятая со дна моей памяти любовь и последующая за ней боль. Пустой и спящий лес успокоил и вылечил забытые раны, я знала одно: тот, кто никого не подпускает к себе, не может быть никем ранен. Придерживалась этого ранее, теперь же стану следовать этому неотступно.
Это утро было чудесным. Лес исчез под покрывалом свежего снега, ветер стих, всё вокруг будто затаилось в ожидании. Я вышла босиком на снег. Голые ступни казались чёрными на фоне новой чистоты. Небо светилось лазурью. Я спустилась по холму. Бесконечная белая пустыня открылась моим глазам: залив, лес вдали, маленькая деревня на горизонте – всё утонуло в этом прекрасном утре. Я чувствовала себя тёмным пятном в идеальном мире.
Но всё идеальное быстро ускользает, я услышала шорохи где-то в лесу на другой стороне залива. Вдохнула поглубже, стараясь определить, что издаёт этот звук. На другой стороне снег зашевелился, отделился от общей массы, что-то быстро, словно ветер, пересекло расстояние между берегами, и напротив меня белым призраком остановился Виктор.
Я в замешательстве уставилась на него. Это и правда он, или я уже схожу с ума? Его фигура, словно продолжение этого утра: волосы, кожа, даже ресницы, словно хрустальные, одежда тоже была белая – кожаная куртка и джинсы. Только его глаза альбиноса светились лиловым.
Виктор неожиданно улыбнулся, показывая полость рта, красную от крови.
– Привет, Настя, – сказал он, и капля крови стекла по его подбородку и упала в снег. Я проводила её взглядом.
– Привет, Виктор, – ответила я, и следующая капля упала мне на голую ступню, когда он подошёл ближе.
– Что ты здесь делаешь? – Я разглядывала его воспалённые глаза.
– Охочусь. Иду на север.
– Зачем?
Он стёр струйку крови с подбородка, отчего образовались розовые разводы на подбородке и шее.
– Служба.
– Как ты меня нашёл?
– Странный вопрос.
– Зачем?
– Просто. – Он пожал плечами.
Он стоял так близко, что я вдыхала запах животного, которого он только что пил. Было неприятно осознавать, что моё убежище раскрыто, но одновременно было почему-то радостно видеть Виктора.
– Больше ничего не хочешь спросить? – Он приподнял брови.
– О чём?
– О ком.
Я вздрогнула. Потом покачала головой и отступила назад, боясь этого разговора. Он кивнул.
– Как Ден?
Он пожал плечами:
– Как всегда. Работает, живёт, ничего о тебе не помнит, подозрений не вызывает. Хочешь навестить?
– Я не знаю.
– Тебе что-нибудь нужно? – Он серьёзно нахмурился.
– Одиночества.
– Навещу тебя в апреле.
Исчез.
Небо теплело. Ручьи бежали вниз бурными потоками, стремясь встретиться с заливом. Они несли с собой кусочки льда. Пахло свежестью, талой землёй, и солнце брызгами бежало по холодной воде.
Первый весенний туман затёк в комнату через приоткрытое окно, а за окном он утопил всё в своём плотном молочном море, сквозь которое из глубины леса пробивались птичьи голоса. Это облако поглотило весь лес без остатка, превратив бытие в небытие, оставив меня слепо вглядываться в его белую пустоту. Мой дом плыл, словно корабль, отделённый от мира, но мне было удивительно уютно тонуть в заполонившем всё вокруг чудесном море.
Я с замиранием сердца повиновалась туману, велевшему мне остаться одной, жить вдали от тонущего мира. Это было прекрасно. Я легла на пол и представляла, как в сердце мягко проникает тихое белое море, качает меня на своих волнах. Когда я очнулась, туман рассеялся, оставив после себя только влагу на сосновых стволах.
Потом наступила ночь. Пошёл липкий дождь, небо затянуло тучами. Беззвёздно и неожиданно ветрено. В эту ночь пришёл он. Я сидела в доме у окна, завернувшись в шаль, задолго почувствовала его запах, ждала его. Эта синяя, холодная, сырая, неуютная ночь так не шла к его ангельской внешности. Он был, словно силуэт, вырезанный из белой бумаги, на фоне чернильной темноты. Стоял между сосен, неподвижный, мраморный.
– Почему ты так часто надеваешь белый? – сказала я, открывая дверь.
Виктор сжал губы, потом бросил на меня обжигающий взгляд и резко ответил:
– Я много убиваю.
Туман стелился по земле. Мне стало так больно от этого ответа.
– Зачем ты пришёл?
– Поговорить.
– Мне это точно нужно?
– Это давно нужно было сделать, – сказал он, приближаясь ко мне.
– Ладно. Проходи.