Через два часа я уже стояла у самолёта. Забралась на него сверху, решила прокатиться с ветерком. С кровью Венса мои физические возможности почти безграничны. Я уже знала, где поселюсь. Когда я охотилась там, в своем городе, видела в лесу заброшенный домик лесника. В чаще около реки. Там я и буду жить, гулять по лесу, слушать листопады и метели за окном, журчание ручьёв и шорох листвы, и на всём свете не будет никого счастливее меня.
Часть II
Может быть, ты оттого-то именно меня и любила: радости забываются, а печали никогда!
М. Ю. Лермонтов. «Герой нашего времени»
1
Я писал письмо Розе. Воздух наполняла тревога. Открыл окно, моя комната сразу наполнилась запахом леса, заполонившего всё вокруг. Ветки елей смотрели мне в окна, а ветер вздымал с моего письменного стола белые листы бумаги. Вид чудесный. На западе последняя туча былого дождя уносилась за горизонт; на севере ветра уже очистили небосклон; с востока доносится шум городка, скрываемого лесом, с той стороны должен прийти Виктор с новостями.
Жить отшельником в одиноком замке, когда ночами слышны только песни ветра, которые он поёт моей башне, а кругом нехоженая земля! Какое-то щемящее чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и холоден. Солнце ярко, но отрешённо и безразлично к этому месту, небо синее после заката, будто заливается в окна. Но зачем я здесь? И что же мои страсти, желания, сожаления? Однако пора. Нужно распорядиться о завтраке для Розы и передать ей моё письмо.
В полнолуния у Розы случаются припадки. Не хотелось смущать её своим визитом. Этот день, как и все предыдущие, не сулил мне ни радостей, ни забытья. Служанка принесла ужин в кабинет – шумные встречи внизу наполняли меня тоской. Вся моя тоска брала начало в одном месте, и имя её на букву «А». Каждый день гоню мысли прочь, но её лицо всегда передо мной, как моё наказание, моя кара за всё, что я сделал не так. Сквозь все эти годы моя боль не утихает, моё сердце ждёт только её, но я не могу отыскать нигде мою Анастасию, поэтому вынужден блуждать по этому замку, словно больной, изнеможённый своей болезнью.
Принесли чистые вещи, мой камердинер отправился в город, а я был зол. Вещи пахли мятой, рубашки хрустели и сияли белизной в руках служанки, словно призраки, окутавшие её. Я улыбнулся. Ей не положено входить в мои покои, пока я здесь, она смутилась и хотела выскочить из комнаты. Тонкие руки дрогнули, платок с моей монограммой, что лежал поверх рубашек, соскользнул и упал на пол. Бедняжка не знала, как поступить: поднять его, но руки заняты остальными вещами; чтобы положить их, нужно пройти в комнату, а не поднять платок неучтиво. Она стояла в замешательстве пару секунд, пока я не наклонился за ним сам.
– Простите, – смущённо прошептала она, прижимая мои вещи к себе обеими руками.
– Ничего.
– Позвольте, я заберу его постирать? – еле слышно произнесла она, опустив глаза в пол, когда я выпрямился во весь свой рост рядом с ней, сжимая платок.
Молча вынул одежду из её беспомощных рук, она застыла в ожидании ответа.
– Оставь себе, – сказал я и протянул шёлковую тряпочку с золотой вышивкой.
Она взглянула на меня удивлённо. Принять платок с королевской монограммой двусмысленно и нетактично, но она протянула руку, чтобы взять его. Я схватил её руку и согнул в локте, отчего горничная завалилась на бок, вцепился в её плоть зубами. Она слегка вскрикнула. Я пил, пока не насытился. В глазах горничной застыл ужас.
– Ты всё забыла, – скомандовал я, развернул за плечи и выставил за дверь. Молодые вампиры слабы.
Хлестал ветер, я вышел из замка на площадь. Роза в ответном письме попросила помочь с новыми «детьми ночи», как она их называла. В действительности сама она уже давно не занималась ничем, переложив всё на мои плечи. Её древняя кровь постепенно сводит её с ума, превращаясь в концентрат силы и яда. Моя госпожа подозрительна, озлоблена, молчалива. Новообращённых прислали ко мне. Далеко не все вампиры подходят для того, чтобы остаться у нас. Слабые, трусливые, излишне гордые, хитрые или непокорные не должны дожить до рассвета. Я выпрыгнул из окна своей башни вниз, услышал, как металлическая набойка на правой ноге лопнула от удара, оказался прямо перед новобранцами на площади, застегнул мундир на пуговицы и встал напротив строя в потоках холодного ветра на сырой брусчатке под королевским балконом. На меня смотрела дюжина свежих вампиров.
– Смирно! – прокричал полковник Гус сквозь утреннюю дымку.
Самые умные отдали мне честь, как главнокомандующему. Кто-то поклонился, кто-то упал на колени. Двое обменялись ухмылками. Я подошёл и встал напротив них.
Один, среднего роста, коренастый, крепкий, широкий череп, широкие ладони, всё как надо. Крестьяне. Он презрительно скривился, а другой покачал головой:
– Хорошие экземпляры, очень жаль.
Я оторвал одному голову, другому прогрыз горло до половины в мгновение ока. Оба упали, поливая брусчатку пульсирующей бордовой кровью.
– Может быть, вы тоже чем-то недовольны или излишне веселы?
Я прошёл ряд, вглядываясь в бледные лица. Гробовая тишина.
– Отлично. Раз все всем довольны, узнаем, кто из вас годится для службы государству и королеве. Всех остальных ждёт участь более прозаичная.
Они окаменели.
– Итак, – продолжал я, – разделитесь на пары.
Они осторожно, но быстро разошлись по двое, образовав четыре пары.
– Хорошо, а теперь убейте вашего партнёра.
Кто-то в недоумении смотрел на меня, а кто-то принялся быстро выполнять приказ. В итоге недоумевающих не осталось.
– Вас осталось четверо, – заключил я, когда короткий бой завершился, – отсеялись самые слабые. Разбейтесь ещё на две пары. Выберем же сильнейших!