Чертоги солнца - Тата Филатова. Страница 12

столько лет скитаешься, словно бездомная, и не стареешь. Потом научился искать твоё лицо на съёмках с уличных камер. Он следил за тобой, мы об этом знали, но не считали, что он представляет опасность. Только я не всё предугадал, не успел. Как ты решила приехать сюда?

Моё сознание не хотело, не могло переварить столько всего сразу. Праправнук той девочки с фотографии… Следил за мной много лет… А теперь он хочет умереть? После всех моих слов о ненависти к себе?

– Письмо пришло… спам.

– Он раздобыл твой имейл?

Раздобыл, или сюда меня привела судьба?

Венселас заметил мою растерянность, подошёл ближе и произнёс:

– Ты ещё дитя…

– Не разговаривай так со мной! Полтора века я жила спокойно! Я не хотела всего этого! Я не могла подумать, что человек может пойти на это добровольно!

Венселас грустно усмехнулся:

– Вообще-то, ты тоже пошла на это по своей воле.

Я опешила.

– Да, – он кивнул, – а ты как думала? Я накинулся на тебя, всё сделал сам, против твоего желания? Ты этого не помнишь, но я могу помочь тебе всё вспомнить.

Меня как будто ударили. Сама захотела стать вампиром?! Этого быть не может…

– Как? – выдавила я.

– Я тебя не обманываю. Но твоё обращение было не завершено, тебе была нужна моя кровь, а ты сбежала. Ты выжила, потому что сильная… и упрямая. Я до сих пор удивляюсь, как тебе удалось сохранить рассудок и выдержать такую боль. Если б я мог помочь, всё было бы проще, а твои воспоминания постепенно вернулись бы. Но это не поздно сделать и сейчас.

Он протянул мне руку, засучив манжету шёлковой рубашки. Это просто уловка, чтобы заставить меня пить кровь?

– Чего ты боишься? Второй раз вампиром ты уже не станешь, – улыбнулся он.

Я уткнулась лбом в стену. Я ничего не хочу. Ничего не понимаю. Я устала.

– Между нами связь. Я чувствую тебя, а ты меня. Мы почти едины. Моя кровь всё равно что твоя.

О, да, то гадкое чувство сегодня утром! Да, я тебя чувствую.

– Давай же! – настаивал он. – Моя кровь даст тебе силы, вернёт воспоминания. Ты больше всего хочешь вспомнить свою человеческую жизнь, а я помню всё! Вот моя рука! Ты можешь вернуться в то время, когда была совсем юной девочкой, когда жила здесь со своей семьёй. – Его голос дрогнул, я поняла, что он не обманывает.

Обернувшись к нему, я увидела его сосредоточенный взгляд, обращённый ко мне. Обхватила его запястье, посмотрела на тёмные вены под белой кожей. Венселас поднёс ладонь к моим волосам, я схватила её и опустила вниз. Он повиновался. Я напряглась и медленно поднесла его запястье ко рту…

Я вижу зелёные листья в лучах света за окном. Белые развевающиеся шторы. Блестящий паркет. Резная мебель. И кругом свет. Всё так необычно светло. И тут я понимаю, что бегу. И я, кажется, дышу. Дышу по-настоящему. Сбивчиво от бега. И какая-то странная радость разливается во мне, что-то щемит в груди. Я такая лёгкая, словно пушинка, руки мои, словно тряпичные, а тёплый воздух проходит глубоко внутрь. Моё светлое платье шелестит от быстрого бега. И тут моё сердце начинает стучать у меня в ушах. Невероятно. Я распахиваю дверь и выбегаю в сад. Кругом столько солнца и тепла. Меня это радует. Подхватываю платье и спускаюсь вниз по каменным ступеням. Цветут вишни, пчёлы кружат в столбах света сквозь ветви. И тут я вижу его. Он стоит под деревом. Перебирает в ладонях пушистые цветы. Я чувствую, что по моим щекам текут слёзы. Я зову его:

– Венселас!

Он поднимает лучистые глаза и смотрит на меня. Его улыбка светится счастьем. Он подбегает ко мне, подхватывает, поднимает от земли, и мы кружимся под палящим солнцем. Я заливаюсь смехом, смотрю вверх, и небо кружится, и дом, и сад. Венселас опускает меня, проводит ладонью по моей щеке, обнимает, прижимая к себе крепко-крепко, гладит мои волосы. У меня горят щёки, а у него прохладная кожа. И тут он протягивает мне букет, целует в лоб. Мы стоим под цветущей вишней, и она посыпает нас белоснежными лепестками. Я закрываю глаза и чувствую, как счастье переполняет меня, я не в силах держать его в себе, и мне хочется кричать! Я обнимаю его, уткнувшись носом в плечо. От него так хорошо пахнет. Я так люблю его запах. Я так люблю его.

И тут слышу крик откуда-то сверху:

– Настя, папенька едет!

Я поднимаю глаза вверх, к распахнутому окну и вижу в окне девочку. Моя младшая сестра.

Венселас улыбается, чмокает меня в макушку и тихо-тихо говорит:

– Тебе нужно успокоиться, ты раскраснелась, они же спросят.

Я молча киваю и заставляю себя выпустить его из своих объятий.

Поправляю причёску. Отряхиваю платье. Делаю глубокий вдох и иду к воротам, постоянно оглядываясь на Венселаса, он улыбается мне вслед. Слышится стук подъехавшей кареты. Двери распахиваются, и я вижу седого мужчину в строгом костюме.

– Папенька, – подхожу к нему.

Слышу стук каблуков сзади и вижу мою сестру, она улыбается нам. Папенька целует нас и здоровается за руку с подошедшим Венселасом.

– Месье де Лакорт! Как сегодня у Алексея с французским?

– Прекрасно, господин Ольховский, прекрасно! Очень способный мальчик.

Венселас галантно улыбается, моя сестра хихикает, я толкаю её локтем. Мой отец одобрительно кивает, и мы идём ужинать. Мы сидим за столом с белой скатертью. Я ковыряюсь в своей тарелке и бросаю взгляды на Венселаса, беседующего с моим отцом и нашим соседом. Рядом со мной сидит моя сестра Аня и маленький мальчик, наш брат Алексей. Сестре пятнадцать, а брату около девяти. Он не понимает, почему Аня запивает смех компотом, а мне ничего в горло не лезет. Я слушаю голос моего любимого и млею от счастья. Он, конечно, чувствует на себе мой взгляд, но не оборачивается ко мне, а только стучит ногтем по столу. Я глубоко дышу и жду наступления вечера. Обед окончен, и мы расходимся по комнатам.

Я захожу в свою комнату, сажусь на подоконник, беру в руки книгу и не могу сосредоточиться на чтении. Я не вижу перед собой ничего, кроме его прекрасного образа: высокой стройной фигуры, длинных тонких пальцев, светлой кожи, красивых бледных губ, божественно прекрасного лица, сияющей белоснежной улыбки, чёрных шёлковых волос, скользящих по плечам, и бесконечно тёмных глаз. Я буду любить его, даже если он будет самим дьяволом. Венселас. Моё сердце так бьётся, словно вылетит из груди. И