Лян Фу поднял на него свои невозмутимые глаза. Он спокойно осмотрел пустую чашку, затем перевел взгляд на Тита.
— Это летучая мышь, — произнес он все тем же ровным голосом.
Тит замер. Его челюсти перестали двигаться. Он уставился на Лян Фу, потом на пустую чашку, потом снова на Лян Фу. Лицо его медленно приобретало зеленоватый оттенок.
— Кто?.. — переспросил он шепотом.
— Летучая мышь, — терпеливо повторил Лян Фу. — Крылан. Их ловят в пещерах, жарят целиком в медовом соусе. Считается большим деликатесом.
За столом наступила гробовая тишина. Все — и Левицкий, и Софрон, и казачий хорунжий — смотрели на позеленевшего Тита. Тот сглотнул. Затем медленно, очень медленно отставил от себя чарку с вином, прижал обе руки ко рту и, оттолкнув стол, вывалился из комнаты. Снаружи тут же донеслись характерные звуки, свидетельствующие о том, что его богатырский желудок решил не принимать экзотический деликатес. Впрочем, они тотчас потонули в гомерическом хохоте. Софрон так ржал, что подавился, и хорунжему пришлось что есть сил молотить его по спине. Я тоже усмехнулся, но мысль, промелькнувшая в голове, была отнюдь не веселой. Летучие мыши, медовый соус, грязные рынки… где-то в другом, будущем мире именно с такой вот дряни, съеденной каким-то простодушным китайским Титом, и начнется очередная всемирная зараза, которая унесет миллионы жизней. Впрочем, до этого было еще далеко.
Когда сконфуженный великан вернулся за стол, я поднял свою чарку: вдруг нестерпимо захотелось сказать моим соратникам, как я счастлив и горд вести их от победы к победе.
— Други! — Мой голос прозвучал громче, а шатало меня сильнее, чем я ожидал. Вот что значит полгода не пить!
Однако все в зале замолчали, ожидая моей речи. Ну что ж, вынул нож — бей, поднял стакан — пей до дна!
— Соратники мои! Мы одержали новую победу. Все держались молодцом! И пусть подлец Тулишэнь пока избежал наших пуль — это ничего не меняет! Мы захватили его столицу. Мы сидим в его доме и едим его еду. Теперь это наша земля! Мы не уйдем отсюда. Никогда! Заберем его прииски, укрепимся и будем ждать, пока он не подвернется на прицел! За вас, парни! Ура!
— Ура-а-а! — грохнул в ответ дружный, пьяный рев.
Бойцы вскочили, поднимая чарки. В этот самый момент, когда казалось, что мы хозяева этого мира, что мы достигнем всего, чего пожелаем…
…со двора вдруг донеслись яростные чужие крики, звон разбитого стекла и сразу же сухой, резкий треск ружейного выстрела.
Глава 25
Глава 25
В зале мгновенно воцарилась гробовая тишина. Пир был окончен. Выхватив револьвер, я бросился наружу. За мной, опрокидывая столы, хлынули мои командиры.
Картина, открывшаяся во дворе, не оставляла никаких сомнений в происходящем. Несколько пьяных, раскрасневшихся казаков, буквально едва державшихся на ногах от выпитого байцзю, пытались выломать дверь в лавку напротив. Другие, хохоча, тащили за волосы упирающуюся, визжащую китаянку. Путь им преградили тайпины Лян Фу. Сам командир что-то гневно выговаривал хорунжему, путая русские и китайские слова, а его люди, сжимая в руках тесаки-дао, живой стеной окружили обоих. На земле уже валялся один из казаков, которому, видимо, прилетело по голове то ли прикладом, то ли обухом топора. Выстрел, как я понял, был сделан в воздух, чтобы остудить зарвавшихся «союзников».
К меня от поднявшегося бешенства потемнело в газах. Ворвавшись в самую гущу, буквально раскидывая дерущихся, я несколько раз выстрелил в воздух и заорал так, что у самого зазвенело в ушах.
— Прекратить! ****! *****!!! Что здесь за бардак? Вы что себе позволяете, стервятники⁈
Мое появление подействовало как ушат ледяной воды. Казаки, тяжело дыша, неохотно отступили. Хорунжий Афанасьев, красный от стыда и злости, пытался что-то кричать своим, но его никто не слушал.
— Мы не банда разбойников! — продолжал я чеканить слова. — Грабить и насиловать запрещено! Мой приказ ясен⁈
Ответ мне пришел из казачьей толпы. Вперед выступил коренастый, бородатый казак с дерзкими, налитыми кровью глазами.
— А добыча? — выкрикнул он, и его поддержал пьяный, одобрительный гул. — Нам за добычу обещано! Мы за нее кровь проливали!
Повернувшись, я уставился ему прямо в глаза, почувствовав, как за моей спиной напряглись каторжане, готовые в любой момент броситься в драку. Воздух стал плотным, в нем пахло бунтом. В этот момент слова были бессильны. Нужна была только сила.
Быстро сделав шаг вперед, я нанес мощный, разящий удар. Казак, не ожидая этого, дернулся, но было поздно. Мой кулак коротко и сухо врезался ему в челюсть. Станичник мешком рухнул на землю.
— Те, кто не подчиняется моим приказам, не мои бойцы, — произнес я ледяным, не терпящим возражений тоном, обводя взглядом ошеломленную, притихшую толпу. — Золото получат те, кто дойдет со мной до конца и будет драться, когда я прикажу. А кто пришел сюда грабить и тискать баб, может убираться прямо сейчас! Вон!
Они молчали, переводя взгляды с меня на своего лежащего товарища. Обида, пьяная злость и уязвленная гордость боролись со страхом и уважением к силе. Наконец, пьяные казаки, что-то бормоча и ругаясь, подхватили оглушенного дружка и отошли в сторону, собираясь в свой отдельный, шумный казачий круг. Афанасьев поспешил к ним, и я слышал, как он, то срываясь на крик, то уговаривая, пытался вразумить своих «орлов». Увы, конфликт не был исчерпан. Не добившись от своих ничего вразумительного, ко мне подошел хмурый хорунжий Афанасьев.
— Казаки волнуются, господин начальник, — сказал он, не глядя в глаза. — Завтра с утра круг соберем, решать будем, как дальше быть.
Я понял, что это означает. Союз наш висел на волоске. Пришлось, не доверяя больше никому, лично расставить караулы. Самые ответственные посты у стен и складов заняли мои мышляевцы и старые каторжане, которым я доверял как себе. Бесшумные тени нанайцев растворились в ночной тьме по внешнему периметру. А внутренний порядок в городке я поручил дисциплинированным тайпинам Лян Фу, которые с холодным рвением взялись за дело. Только после этого, убедившись, что лагерь под надежной охраной, я вернулся в ямэ-нь и, не раздеваясь, рухнул прямо на широкий, покрытый циновками кан в личных покоях Тулишэ-ня. Сон, тяжелый, как свинец, и полный тревожных видений, навалился мгновенно.
Утро встретило нас