— Ура! Ура!! Ура!!!
* * *
Общий сбор после развода состоялся в штабной столовой, где, следуя укоренившимся межмировым традициям встреч высокопоставленных начальств, командование гарнизона учинило трапезу по случаю оной же встречи оного же начальства.
Пока суть да дело, покуда местные повара, виночерпии да хлебодары подавали на столы, успел краем глаза мазнуть по гарнизонным офицерам. Ни грамма паники и шухера ни в поведении, ни во взглядах, ни в речах. Стол для высокопоставленных гостей — не более чем протокол. Им не пытаются скрыть откровенные огрехи и гниль внутренней кухни, как нередко делают в моём мире.
Это же заметила и Смазнова: мы с Окси и девочками стояли у входа в штаб в ожидании приглашения к столу, когда к нам, закончив решать все свои организационные вопросы, подошёл в сопровождении двух бойцов Протопопов, ведущий при себе Ханну.
— Категорически желаю здравствовать всем присутствующим, — дежурно начал он.
При приближении полковника все, кроме нас с Окси, невольно подобрались.
— И тебе не кашлять, — согласился я.
Уже подозревая, о чём конкретно пойдёт разговор, но оставляя его начало фигуре собеседника.
Тот сделал ход безо всяких обиняков и экивоков.
— Наша гостья уже порядком притомилась в наших гостеприимных стенах, — сообщил офицер. — Потому возвращаем тебе твой трофей в целости и сохранности. Как ты и просил, без лишних отверстий в теле.
А. Вот оно как. Значит, Ростислав так решил преподнести это? Нет и не будет прямого указания брать рыжую с собой и экстренно задним числом рожать для неё амуницию? Что ж. Так и впрямь чутка попроще будет.
— Понял тебя, полковник. Спасибо, что не покалечили.
И повернулся к Смазновой.
— Окси. Тут тебе в помощь сестра милосердия нарисовалась. Будет возможность — понатаскай её по медицине. Глядишь — лишние руки в час Ч подсобят.
Женщина придирчиво окинула взором рыжую. Перекинула взгляд на сопровождавших бойцов, на погоны Протопопова с эполетами. Догадалась, что не всё так просто: «лишние руки» выпуском явно не из института благородных девиц.
Кивнула,не задавая вслух лишних вопросов.
— Я поняла. Детали потом сам расскажешь.
В глазах Поликарповича промелькнула тень недоумения.
— Даже воспротивиться не подумаешь, наёмник? С полуслова согласен?
— А чему противиться-то? — пожал плечами я. — Ты ж мне не нагрузку в рейд даёшь. С собой в Зауралье хрена с два бы я её взял. Ни оружия, ни «брони», ни навыков работы нету. Некогда нянчиться. А как подмога в тылу, в медсанчасть… Милости прошу к нашему шалашу.
Собеседник сдержанно кашлянул.
— Что ж. На удивление покладистое поведение и изумительно взвешенный обзор… Да будет так.
Я посмотрел на Ханну. Рыжей не понадобилось «подбираться». Она и так была на взводе. Можно понять и первопричину, и мотивы, но наемница твёрдо смотрела мне в глаза, даже не думая что-то скрывать, как-то лукавить или юлить.
— Я никогда не запамятую твоего ко мне отношения, наёмник, — не менее твёрдо произнесла она. — До сих пор не понимаю, что тому послужило причиной. Быть может, и не пойму никогда. Но податься больше некуда. Если уж и вверять свою жизнь кому-то, то тому, кто однажды её уже сохранил.
— Снаряд дважды в одну воронку не падает, — заметил ей. — Не могу гарантировать, что также будет и впредь. Подобные покушения едва ли найдут во мне отклик милосердия вновь.
— Едва ли мне придёт на ум творить их вновь, — возразила рыжая. — Я не имею личных претензий ни к кому. То был лишь заказ, который более никто возмездно не оплатит. Ты же наёмный ратник. Должен разуметь.
— И разумею, — кивнул. — А потому ожидаю от тебя того же. Набиваешься ко мне на службу? О, да, не спорю: будешь как в масле сыр кататься. И имя своё обелишь. А, глядишь, и наследное дворянство получишь, и боярыней станешь, и род свой увековечишь в веках…
Ожидаемое удивление во взгляде Ханны и едва слышный смешок Бериславской, как специалиста, шарящего в местном иерархическом управлении. По ходу дела, разноглазка оценила мой «спойлер» касательно судьбы рыжей.
— … но и спрос будет соответствовать. Там, где иной бы пожурил, я буду драть тебя пониже спины до поросячьего визга. А где обошлось бы доброй затрещиной –казню колесованием через четвертование.Если всё устраивает — то можем уединиться для обсуждения условий сотрудничества. С тебя — услуги, с меня — их соразмерная оплата.
Перевёл взгляд на полковника.
— Я так понимаю, раз «Лису» мне на растерзание отдали, то с допуском вопросов нет? Присвоен?
— Как и каждому из твоих людей, — подтвердил Протопопов. — А вот станешь ли ты его использовать… Остаётся на твоё усмотрение, наёмник.
В разговор благоразумно не встревал никто из девушек. Для всех было очевидно, что решаются вопросы, предназначенные не для широкой огласки. Потому предусмотрительно делали вид, что стали невольными свидетелями, но в упор не понимают, о чём идёт речь.
Краем глаза заметил, как чуть поодаль стоят светлейшие князья Бериславский и Морозов, почтительно выжидая, покуда руководитель Тайной Канцелярии завершит беседу с одним наёмником. По ходу, авторитет Конторы тут даже больший, чем я успел себе осознать. Без приглашения и близко не подходят.
— Я отойду на минуту, — предупредил всех. — Ханна, пока остаёшься с девочками. Окси, пригляди за всеми, пожалуйста.
— Я тебе цербер, что ли⁈ — деланно возмутилась Смазнова. — Я аптекарь-провизор, медик! А не надзирательница гарема!
— Значит, станешь ею, если будешь взбухать. Сама ко мне набилась в группу. За язык никто не тянул. Вот и отрабатывай теперь.
И, оставив отряд с Протопоповым, отошёл до двух глав семей. Пока шёл, увидел, что их супруги, Олеся и Яна, придерживая младших дочерей, стоят в стороне, но внимательно смотрят на своих мужей. Очевидно, что в этом моменте замешаны какие-то местные заморочки на тему главенства в переговорах или приоритета в праве на решение неких задач.
— Здравия желаю, товарищи, — поздоровался я, протягивая руку князьям. — Чую, не просто так выжидаете. Доброе ль приключилось, али худое?
— Горазд ты на острословие, Александр Александрович, — улыбнулся Морозов, пожимая мне руку в ответ. — Не пошевелив и пальцем, оружничим Императорского двора меня сделал. И после этого прикидываешься блаженным, испрошая, доброе ли али худое… Ох, и острослов же ты, друже!
— Година нынче лихая, —