— В этом мой талант, — ответил я, пожимая плечами. — Интуитивно чувствую течения и могу их избегать.
Я видел, как они переглядываются. История звучала достаточно безумно, чтобы быть правдой.
— И вы рисковали жизнью ради камней? — в голосе Добролюбова слышалось уже не подозрение, а уважение.
— А что мне еще делать? — я пожал плечами. — Я профессиональный ныряльщик. Это моя работа.
Добролюбов встал, прошелся по мастерской. Остановился у окна, выходящего на причал.
— Хорошо. Допустим, я верю. Но даже если камни честные… Вы понимаете, что натворили? Такая концентрация энергии… Крутовы взвоют от зависти. Они тридцать лет монополию держат, и тут появляетесь вы с камнями, которые их лучшие образцы за пояс заткнут. Сколько их у вас?
— Девятнадцать. Разного размера. Пять вот таких, — я кивнул на камень в руках Кузьмича. — Остальные поменьше, но тоже хорошо заряжены.
— И цена?
— Обсуждаемая.
Купец азартно хлопнул в ладоши.
— А пойдемте посмотрим, на что они способны!
Путь к причалу вел через склад, и я впервые увидел истинный масштаб предприятия Добролюбова.
Ряды бочек уходили в полумрак, как колонны древнего храма. На каждой выжжено клеймо, которое представляло собой стилизованную волну с буквами «ЧВД». Чистая Вода Добролюбова. Рабочие при виде хозяина не бросались изображать усердие, как это обычно бывает. Просто кивали и продолжали работу. Размеренно, без суеты, как отлаженный механизм. Уважают, подумал я.
— Матвей Семеныч! — окликнул нас пожилой механик с полностью седой бородой. — На «Чистом истоке» пятый камень барахлит! Федор говорит, до вечера дотянет, но не больше!
— Как раз вовремя, — ответил Добролюбов. — Может, и не придется к Крутовым идти.
Мы вышли на причал. Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы разогнать утренний туман. Канал здесь был шире, чем в городе. Метров тридцать, не меньше. И глубже значительно.
«Чистым истоком» оказалась та самая баржа, которая стояла под загрузкой.
Мы поднялись по сходням. Палуба была выскоблена до белизны. Даже швы между досками аккуратно проконопачены и засмолены. Хозяйская рука чувствовалась в каждой мелочи.
— Машинное отделение в корме, — Добролюбов повел нас к железной двери с медными заклепками. — Сейчас увидите сердце баржи.
Мне и вправду было интересно. На «Ласточке», когда я нашел Каплю, движитель был уже разобран. Ну а на утонувшем Альбартосе, который я видел благодаря связи с духом, и вовсе было ничего не разобрать.
Помещение было тесным, но организованным аккуратно. Каждый инструмент на своем месте, каждая труба подписана, каждый вентиль промаркирован.
В центре находилась установка, при виде которой я невольно присвистнул. Интересная конструкция
Массивная медная труба диаметром с бочку проходила через обе стены. Очевидно, забор воды впереди, выброс сзади. А вокруг трубы, примерно посередине…
— Любопытно, — хмыкнул я.
Бронзовое кольцо охватывало трубу, но не касалось ее. Между металлом оставался зазор в палец толщиной. В самом кольце были гнезда для семи камней, расположенные по сложной схеме. Не просто по кругу, а со смещением, создающим спираль.
«Ой-ой-ой! Блестяшка! — запищала Капля. — Большая блестящая штуковина!»
«Она великовата для тебя, малышка»
«А вдруг поместится?» — ошарашила она меня. — «Давай попробуем⁈»
«Нельзя воровать чужие механизмы!»
«Жадина Данила!»
— Интересное решение, — заметил я, разглядывая конструкцию. — Камни создают поле внутри трубы?
— Точно! — обрадовался механик. — Вы разбираетесь! Камни генерируют течение, но сами остаются снаружи. Вода идет через трубу и выбрасывается под давлением.
— А почему семь гнезд? — спросил я, хотя уже понял принцип. — На лодках обычно два камня ставят.
— Два камня являются минимумом, — кивнул Кузьмич. — Слева и справа от трубы. Для маленькой лодки хватает. На баржах ставят пять или семь. Четные числа не используют, поскольку нарушается баланс потоков.
В дверях появился пожилой мужчина с костылем. Седой, загорелый, с изборожденным морщинами лицом речника.
— Федор, бывший лоцман, — представил Добролюбов. — Потерял ногу в аварии, но приобрел уникальный талант.
Федор подковылял к установке, не здороваясь. Приложил ухо к медной трубе, постучал костылем в нескольких местах. Прислушался.
— Третий камень сдох на четверть. Пятый вообще еле дышит. К вечеру встанем.
Он повернулся ко мне, окинул оценивающим взглядом. В его глазах читался вопрос, но прямо спрашивать не стал. Опытный человек, знает, что любопытство не всегда уместно. Такие обычно дольше живут, заметил я про себя.
— С вашими камнями, — загорелся Добролюбов, — мы сможем ходить вдвое дольше без перезарядки! А скорость какая будет!
Мы еще немного поговорили о технических деталях. Я задавал вопросы, стараясь выглядеть заинтересованным дилетантом, а не Архимагом, который создавал куда более сложные конструкции.
— Пойдемте завтракать, — предложил купец. — За едой и остальное обсудим.
* * *
После демонстрации Добролюбов повел нас не обратно в контору, как я ожидал, а в другую сторону. К длинному одноэтажному зданию, примыкавшему к складу.
Его предназначение легко было определить по запаху.
Жареные колбаски с яичницей. Свежие блины. И что-то сладкое, творожное, от чего слюнки текли.
Большой зал был заполнен наполовину. За длинными столами сидели рабочие. Кто доедал, кто только садился. Ели сосредоточенно, основательно, изредка перекидываясь короткими фразами.
Добролюбов провел нас мимо общих столов к небольшой двери в конце зала. За ней оказался малый зал. Уютная комната на четыре стола. Белые скатерти вместо голого дерева, фарфоровая посуда вместо жести, стулья с мягкими сиденьями вместо лавок. Но главное заключалось в окнах с видом на канал, а не на глухую стену склада.
— Для мастеров и приказчиков, — пояснил Добролюбов, усаживаясь за угловой стол. — Еда та же, но обстановка поспокойнее. Можно дела обсудить без лишних ушей.
Не успели мы сесть, как из кухни выпорхнула женщина лет тридцати. Полная, румяная, с тем особым цветом лица, который бывает у людей, постоянно работающих у горячей плиты. Крахмальный передник сиял белизной, косынка сбилась набок, открывая пшеничные кудри.
— Ой, Матвей Семеныч! — всплеснула она пухлыми руками. — Что ж не предупредили? Я бы что поизысканнее приготовила!
— Глаша, у тебя и так все изысканное, — улыбнулся Добролюбов. И это была первая настоящая, теплая улыбка за все время нашего знакомства. — Что там сегодня на завтрак есть?
— Блинчики с творогом, яичница с беконом, сырники со сметаной, каша овсяная