Я достал самый мощный камень.
Он лежал на моей ладони, и даже в полумраке конторы было видно, как он словно подсвечен изнутри. Не явное свечение, которое бросалось бы в глаза, а скорее ощущение внутренней силы.
— Вот, проверьте этот, — я положил камень на стол между нами. — И если он вас не убедит в том, что я нашел их честно, я уйду и больше не побеспокою. Заберу свои камни и найду другого покупателя.
Волнов протянул руку первым, но остановился, посмотрел на Добролюбова, спрашивая разрешения. Тот кивнул.
Лодочник взял камень в ладони и тут же дернулся.
— Матушки святые… — выдохнул он.
— Что там такое? — Добролюбов нахмурился еще сильнее, но в голосе появились нотки любопытства.
— Помнишь тот случай семь лет назад? Когда молния ударила в баржу Крутовых?
Волнов явно искал слова, и для человека, который обычно сыпал прибаутками как из рога изобилия, это было удивительно.
— Помню, — хмыкнул Добролюбов. — Они потом полгода хвастались, что их баржа обгоняла водоходы.
— Так вот, по сравнению с этим камнем, те были как свечка рядом с прожектором, — лодочник сглотнул. — Такого не бывает. Не должно быть.
Добролюбов протянул руку, и Волнов с видимой неохотой передал ему камень. Словно расставался с чем-то драгоценным.
Купец взял камень в ладонь. Секунду ничего не происходило. Потом его брови поползли вверх. Медленно, но неуклонно, пока не скрылись под седыми волосами.
— Измерить, — сказал он коротко. — Немедленно измерить. Механика ко мне! Степан Кузьмич! Кузьмич, черт тебя дери, где ты там⁈
Из глубины склада послышался грохот, ругань и топот. Через минуту в дверях появился механик. Седая борода лопатой растрепалась, на носу висели очки в проволочной оправе, кожаный фартук был весь в масляных пятнах.
— Чего орешь, Матвей? Я турбину налаживаю, тонкая работа!
— К черту турбину. Вот, измерь.
Кузьмич взял камень небрежно, по-хозяйски. И тут же присвистнул.
— Ого! Откуда такая прелесть?
— Вот и выясним откуда. Давай к прибору.
Мы прошли в соседнее помещение склада. У стены громоздился удивительный агрегат.
Я видел много измерительных приборов и в прошлой и в этой жизни, но этот был особенный. Удивительное творение кустарного гения, созданное как будто из того, что выкинули на все окрестные свалки.
Медная конструкция размером с платяной шкаф, вся в трубках, вентилях и манометрах. Сверху торчали какие-то антенны из витой проволоки. Сбоку крутилась ручка с костяной рукояткой. А в центре располагались большой круглый циферблат с делениями от нуля до трехсот и бронзовое гнездо для камня.
Вот это да, подумал я. И оно ещё работает.
— Моя гордость! — Кузьмич погладил прибор, подтвердив мои мысли. — Сам конструировал. Меряет остаточную энергию с точностью до единицы. Ни у кого в городе такого нет!
Думаю, не только в городе, но и вообще в мире.
Он открыл стеклянную дверцу, аккуратно вставил камень. Закрыл, повернул несколько вентилей, проверяя что-то по манометрам.
— Обычный хороший камень показывает тридцать-сорок единиц, — объяснял он, крутя ручку. Прибор начал гудеть, сначала тихо, потом громче. — Отличный, только что из мастерской Крутовых, это пятьдесят. Рекорд за всю мою практику составлял семьдесят три.
Щелчок тумблера. Гудение усилилось. Стрелка на циферблате дрогнула, поползла вправо.
Тридцать… Пятьдесят… Сто…
— Что за… — Кузьмич наклонился к прибору, постучал по стеклу циферблата.
Сто пятьдесят… Двести… Двести пятьдесят…
БАМ!
Стрелка ударилась об ограничитель на отметке триста с таким звуком, словно кто-то шарахнул молотком по медному тазу. Прибор загудел уже не просто громко. Он завыл.
— Мать честная! — Кузьмич бросился к прибору, начал лихорадочно крутить вентили, сбрасывая давление.
Он выдернул камень из гнезда, и прибор мгновенно затих, только пар еще шипел из клапанов.
— Это невозможно. Просто физически невозможно! — механик снял очки, протер вспотевший лоб рукавом. — Камень такого размера не может держать такой заряд!
Не удивительно, что несколько камней лопнуло при зарядке, вспомнил я. Когда я выкачивал энергию из Стража Глубин, то меньше всего думал об их сохранности.
— А если прибор сломан? — спросил Добролюбов, хотя по его голосу было слышно, что он сам в это не верит.
— Сломан? Мой прибор? — Кузьмич обиделся как ребенок. — Да я его каждое утро калибрую! Вот, смотрите!
Он выдвинул ящик под прибором, достал обычный русалочий камень с биркой «Эталон № 3». Вставил в гнездо, включил. Стрелка послушно показала тридцать пять.
— Видите? Все работает! А теперь…
Он снова вставил мой камень. И снова последовал удар об ограничитель на трех сотнях.
В мастерской повисла тишина.
«Дяди онемели!» — веселилась Капля. — «Как рыбки. Рты открывают, а звуков нет! Буль-буль!»
Наконец Добролюбов нарушил молчание:
— Откуда такая концентрация, молодой человек? И не сочиняйте мне про случайную находку. Такие камни не валяются на дне просто так.
Я усмехнулся. Вот теперь разговор пошел в нужном направлении.
— А вы слышали о Черной яме?
— Черная яма? — Кузьмич попятился, инстинктивно прижимая мой камень к груди. — Вы что, спятили? Оттуда никто не возвращался.
— Именно поэтому там и сохранилось то, что сохранилось, — я пожал плечами. — Все боятся, никто не лезет. А зря.
Добролюбов прищурился:
— И вы, значит, полезли? Один? И выжили?
Публика готова. Сейчас она проглотит любой мой экспромт.
— Знаете, почему-то место называют Черной ямой?
— Потому что там глубоко и вода черная, — буркнул Волнов.
— Это то, что видно сверху. А на самом деле там энергетическая аномалия. Как водоворот. Стоит в неё попасть, как она затягивает в центр.
Добролюбов наклонился вперед, заинтересованный:
— Допустим. Но при чем тут камни?
— А они от этой аномалии и заряжаются.
Ну, на самом деле камни зарядились от смерти древнего элементаля, но это им знать не обязательно. И даже вредно для их душевного спокойствия. Представляю их лица, если бы я сказал правду. «Знаете, там жил монстр размером с дом, я его убил, и вся его энергия перешла в камни».
Кузьмич задумался, что-то прикидывая в уме. Потом медленно кивнул:
— Теоретически… теоретически возможно. Если скорость потока достаточная, а перепад температур создает дополнительную турбулентность… — забормотал он. — Да, может накапливаться статический заряд магической природы.
— Вот именно, — обрадовался я. — И камни его впитывают.
— Но