— Да хватит вам ворчать! — прервал их Тигран. — Что у нас там по товарам и подаркам? С чем парня пошлём?
— Да есть у него идеи, мне нравится, — честно сказал глава Долинных. — Посуда новая, как бы из яхонта, но плавится легче. И делать её может Кирпич, без него. Сегодня и попробуем. Потом украшения всякие из яхонта, тоже Кирпич делать сможет, Ломоносов наш ему только раз-другой покажет.
— Это хорошо, украшения ценятся, дорогая посуда тоже, — согласился староста.
— Стеклом он ещё займётся. Пока посуду для себя делает, но говорит, что успеет и на продажу изготовить.
— Должен успеть! Мы недаром время на сборы до самого окончания сева пшеницы выбили. Два месяца почти… Ещё что?
— Торфа он ждёт. Говорит, без него краску не сделать.
— Кра-а-аску?
— Ага, говорит, ткань можно будет в фиолетовый цвет красить.И лучше, чем цветами да ягодами, цвета сочнее, держаться будет дольше.
— Вот ведь… Хоть не отпускай его никуда. Но — не получится. Если добром жрецам не отдадим, так его царские войска силой уволокут. А торф… Пусть у нас остатки забирает, для такого дела — не жалко!
* * *
Недаром говорят: «Кому война, а кому мать родна!»[3] Вот и сейчас — колхи лишились земель по берегам Хураздана, с обеих сторон полегло немало народа, но нашлись и счастливчики: те, кто переселялся на возвращённые земли, купцы, продающие переселенцам разную всячину и скупающие у воинов ненужную им часть добычи… Ну и предприимчивые люди, вроде принявшего их хозяина. Здесь, на берегу Севана и возле истока Хураздана люди селились с незапамятных времён. И почти так же давно они принимали путников на ночлег или более длительный отдых, кормили их и поили за долю малую.
— Вот ваш ужин, гости дорогие! Лучший сыр, моё личное вино, такого ни у кого на много дней пути не найдёшь, лепёшки свежие, кебаб особый, такого нигде не попробуете — барашек молодой, мариновали по семейному рецепту, ещё прадед моего деда придумал! Овощи печёные, каша гороховая… Вы кушайте, кушайте, сил набирайтесь, видно же, что издалека идёте!
«Ох и плут, ох и враль!» — улыбнулся про себя Волк. — «Да мариновать мясо для кебабов только в прошлом году и начали!»
И он был уверен, что знает, кто всё это придумал. Руса Еркат, сын Ломоносов, кому же ещё, кроме этого умника. И вино лучшее, конечно же, теперь в роду этого парня делают, про то все знают. Но — такова традиция, все хозяева, принимающие путников, хвастаются древними рецептами своей семьи и лучшими блюдами и напитками. Но он промолчал, не с его колхским акцентом, пусть и легким, здесь и сейчас обращать на себя внимание. К счастью, его отряд включал людей разных народов и полукровок, так что сейчас говорить будет Боцман, он родом из айков, с побережья Восточного моря[4], даже прикидываться особо не придётся.
— Верно, издалека, от самого Восточного Моря. Деревенька небольшая, но известная, Меловой называется, слыхали, небось? — тут же охотно начал рассказывать Боцман. И, не давая хозяину времени ответить, продолжил: — У нас там самая известная дубрава предков на всем западном берегу. А тут слухи пошли, что в роду Еркатов предки так парня благословили, так благословили… Вот и послали нас всем миром разузнать, как дело было. Может, и нам удача улыбнётся.
— Ха, удача! — захохотал сидевший неподалёку старик. — От такого везения, парень, я бы бежал, смазав пятки салом!
— Да что ж там не так? Предки добра им отгрузили, только успевай в мешки складывать! — демонстративно удивился Рустам по прозвищу Полуперс, третий и последний член отряда, которого Волк прихватил в эту вылазку. — Ты, уважаемый, лучше к нам присаживайся, да расскажи толком, мы угощаем! Для такого человека не жалко, ты ж нам, считай, помогаешь с задачей справиться!
Тут же просветить путников возжелало ещё трое соседей.
— Поначалу-то нормально всё было, парни, врать не стану. Родню выкупили, железа доброго делать стали — как во времена предков. Да только меньше месяца назад жрецы на них глаз положили. Так что и Русу этого в столицу утащат, и налоги поднимут, вот увидишь!
— Погоди, ты толком рассказывай, не спеши, у нас весь вечер впереди.
* * *
Выслушав новости, путники «передумали» и договорились, что их снова перевезут через Севан.
— Ну что ж, братцы, новости отличные! — сказал Волк, довольно потирая руки. — У нас месяца полтора есть, чтобы засаду подготовить.
— Командир, но как⁈ — поразился Боцман. — Нас в отряде всего дюжина, а там в каждом из храмовых отрядов — по столько же. Ещё десяток-другой родичей будет, не меньше. Опять же, они, наверняка, до Эребуни с торговым караваном пойдут, там тоже две-три дюжины охраны и купцов.
— Правильно! Вот поэтому мы их в Эребуни и встретим. Там караван разбредётся, жрецы и их отряды — по своим храмам отправятся, у родичей тоже дела найдутся. А Руса наш — парень молодой. Наверняка пойдёт по городу походить, на торг тоже заглянет…
— А охраны при нём не будет! — догадливо подхватил Полуперс. — Так, пара-тройка родичей. С этими мы справимся!
— Если правильно подготовимся — то справимся! — согласился Савлак. — Надо ведь не только охрану одолеть, надо ещё потом город покинуть, да так, чтобы нас не выследили. Вот для того мы туда и отправимся.
* * *
— Пора, Руса, лей! Лей, а то упустим! — азартно проорал Пузырь. Он, и правда, был похож на пузырь: низковат, полноват телом, руки и ноги коротенькие и пухлые. Но прозвище вовсе не носило обидного характера, наоборот, это был повод для гордости. Пока что этот молодой мужик, недавно принятый в род через свадьбу, был единственным нашим стеклодувом. И если он говорит, что пора, то надо действовать, а не сомневаться и не интересоваться, как он это определил. Ответ я и так знал: «видит» он, понимаете ли. Вот никто больше ничего не замечает, а этот… И объяснить ничего не может, что характерно!
— Осторожно!
Я приучил всех отдавать такую команду