Путники вышли во двор. Элезар привязал коня к телеге сзади, запрягать в телегу своего высокого, почти ему по плечи коня он посчитал неприемлемым, хотя на самом деле делал это неоднократно. Попытки вести себя кичливо вызывали у спутника улыбку украдкой, которую тот скрывал, чтобы не обидеть чуть более молодого и на самом деле ранимого приятеля.
Драгомир, младший брат Вишенки, забрался в телегу и понукал лошадей. Повозка выкатилась со двора и последовала на Запад, к всё ещё величественной оборонительной насыпи, окружавшей город*. Сейчас дворы стояли просторно, а улица была земляной. Но дедушка Божен рассказывал Элизару, что когда-то дома стояли вплотную друг к другу, имея лишь маленькие участки и огородики, а повсюду были деревянные настилы от грязи. В домах было много богатых людей, внутри города был крупный торг, а в церкви золотые, а не серебряные и медные украшения. Впрочем, у паренька иногда закрадывалась мысль, что Бажен был не из тех, кто в те времена жил в городе, а из тех, кто его окончательно разграбил. Уж очень старик любил описывать и подчёркивать достаток жителей. Хотя, может, и правда скучал по тем временам, когда и сам был молод, силён и благополучен. Но не бедствовал он и сейчас. Сын был привязан к отцу, а являясь владельцем судна и самым богатым жителем города, не позволял тому голодать, как приходилось многим другим жителям. Своей семье он тоже его обижать не позволял, а сварливая жена была неоднократно бита за неуважение к старику. Потому тот был не в пример другим пожилым людям не сварлив и добр к молодёжи. А Элизара он любил и выделял поболее остальных своих внуков. Вот и сейчас он вышел его провожать, хотя тот попрощался со всеми заранее.
*Система укреплений в виде насыпи в 60 с лишним километров и высотой до 6 метров в нынешнем Шлезвиг-Гольштейне создавалась датчанами на протяжении полутысячи лет. А затем использовалась в войнах вплоть до середины XIX века и в основном дожила до наших дней, а в Хайтабю отлично сохранилась, поскольку подновлялась. Рекомендую взглянуть в интернете, а при случае посетить.
— Решил тебя проводить. Прощай, мальчик мой, уж не знаю, свидимся ли более — обнял старик, вышедшего вслед за повозкой со двора Элезара.
— Прощайте, дедушка Бажен — крепко поцеловал парень деда, в этот раз и не думая поправлять и требовать обращения к себе как к взрослому.
— Береги себя, малыш — старик растроганно скривил лицо, не торопясь отпускать парня.
— Обязательно. И с вами мы ещё точно увидимся, дедушка. Ещё будете гонять меня палкой по двору, вот увидите.
Дед беззвучно рассмеялся на немудрёную шутку и лесть и ещё раз притянул паренька к себе, а потом обхватил голову Элезара всё ещё крепкими руками и вгляделся в голубые глаза своими почти серыми.
— Выживи, будь достойным, мальчик! Не опозорь Род! — серьёзно и уже без тени сентиментальности сказал он. Голос его при этом был внушителен.
— Конечно! — сглотнул юноша.
— А ты береги его. Боги не зря тебя сюда послали — старик строго метнул взгляд на Алесандра, наблюдавшего за сценой прощания.
— На всё воля Господа! — не выказывая согласия, но и не возражая, ответил тот.
Старик махнул рукой на него, резко развернулся и побрёл прочь. А оба спутника пошли вдогонку успевшей уже прилично отъехать телеге. Элезар шёл в лёгком обалдении. К чему это было? Что имел в виду старик?
Александр же шёл справа от телеги и улыбался в бороду, но был задумчив. Дороги было немного, всего час или даже чуть меньше. «Впрочем, если считать, что счастливые часов не наблюдают, то люди этого времени были поголовно счастливы», — думал Александр, вспоминая свою жизнь. Всё время, которое он находился здесь в прошлом, как он высчитал в 1095 году от Рождества Христова, было для него… пожалуй, волшебным. Поначалу он сильно испугался, даже пришёл в ужас, но позже обрёл цель не только своего существования здесь, но и возможно всей жизни.
Однако долго размышлять не получилось. Дорога действительно была очень короткой, и уже вскоре они приблизились к Шлезвигу, а затем въехали в ворота.
Город окружала невысокая каменная стена на высокой насыпи, но ещё лучше город был защищён с моря. Широкий полукруг деревянной стены с башнями уходил прямо в воду, образуя защищённую бухту, по примеру многих укреплённых датских городов. Внутри же находились многочисленные причалы и все основные постройки, в основном деревянные, но были и каменные, помимо городской стены на насыпи. Резиденция епископа и доминировавший над городом собор, чем-то похожий на крепость, выделялись на общем фоне. Собор был выполнен в узнаваемом романском стиле, а при входе была одна башня, устремлённая ввысь. Он был не слишком велик, но пока что это было самое высокое строение, виденное здесь Александром, и смотрелся он внушительно, а выполнен был очень красиво.
Повсюду царила чистота. Похоже улицы даже подметали и никакого впечатления вида средневекового города, как его себе представлял Александр, не было и в помине. Для набора воды, как и в Хайтабю, использовались общественные и располагающиеся на личных участках колодцы. Многочисленные же неглубокие искусственные каналы с проточной водой, укреплённые деревом, использовались для слива нечистот. В общем, город производил очень приятное впечатление. Главная площадь города, где располагался торг, тоже оказалась вымощенной камнем, в то время как остальные улицы покрывали деревянные мостовые, на которых подпрыгивала телега.
Попав на площадь, они подъехали к одному из незанятых навесов. Подскочивший было к ним малый, одетый в нечто, похожее кожаный жилет с металлическими нашивками и опоясанный мечом, узнав Элезара, приветливо махнул ему рукой и поменял направление движения. Видимо, собирался взять плату за торг, но почему-то передумал.
— А плату с нас не возьмут? Знакомый твой? — уточнил Александр у Элезара.
— Возможно. Меня порой люди узнаю́т, которых первый раз вижу. Отец — священник, человек известный и уважаемый. А что касается сбора, то у него освобождение от всего подобного, кроме платы епископу. Видимо, или распоряжения на этот счёт не поступало, или страж не в курсе, вот и не стал связываться. Раскладываемся, а там посмотрим. Будем считать, что повезло.
На прилавок они выложили бо́льшую часть раскрашенной в яркие цвета одежды,