Воцаряется тишина, нарушаемая только хриплым дыханием присутствующих.
Стоим. Обтекаем.
Первым отмирает папа.
— Иди, достань плов. Ты же готовила. Ленка его любит, — командует он маме, и мы с Кристиной впечатляемся. Нечасто такое случается, что мама слушается.
Она уходит на кухню ворча:
— Просто надо сначала первое есть, а Ленка никогда не остается на второе…
— Ну теперь ты знаешь, почему, — спокойно отвечает отец.
Все подтягиваются на кухню.
— С вопросом «Кто виноват?» покончено? — нервно спрашивает мама, пододвигая мне тарелку с ароматным пловом, в котором, как я люблю, барбарис. Кристина морщится, она его терпеть не может. Я, не удержавшись, показываю ей язык.
— Остался только вопрос «Что делать?», — отвечаю я.
— Из-за чего вы поругались?
Поругались? Да мы чуть глаза друг другу не выцарапали! Я не уверена, что мое желание треснуть Кристину и посильнее испарилось.
— Из-за квартиры, — неожиданно, но сестра не ябедничает.
— Почему? — не отстает мама. — Вы же сестры!
И у меня опять винтики отлетают:
— Ты серьезно не понимаешь? Раз мы сестры, значит, не только младшенькой должно перепадать, но и про старшую стоит помнить! А у нас все в одну сторону! Где была Кристина, когда нужно было ухаживать за бабушкой?
— Но она была подростком…
— Ну разумеется, у нас с ней всего три года разницы. Она подросток, а я лошадь, что ли? А теперь ей негде обжиматься со своим парнем, и я должна утереться? Да пусть подавится! Уйду жить к Машке!
— Да почему к чужим людям! Домой, к нам!
— Нет, спасибо!
— Лен, но ведь у тебя есть парень, у него жилье, вы собираетесь пожениться. Вы же не станете жить раздельно! Мы же не прям сейчас тебя выставляем…
— Знаете, что! — я вываливаю им всю правду.
Задолбало!
Мама теряет дар речи.
— Я одного не пойму, — заканчиваю я свою исповедь. — Кристинкин мурзик, хоть и сопляк, у которого пока ничего нет, но у него мама судья. Неужели она своему ребенку квартиру не организует?
— Думаю, к свадьбе организует, — заторможенно отвечает мама, все еще переваривая масштаб моего вранья.
Внезапно папа вставляет свои пять копеек:
— Да только парнишка не торопится, и наша мама решила, что если предоставить жилье, он попробует совместную жизнь и втянется. Если что, я был против.
Теперь взрывается мать:
— Как это против? Ты слова поперек не сказал!
— Тебе, пожалуй, скажешь! Вам с Ленкой хоть кол на голове теши.
Так и продолжается этот уютный семейный вечер, переходя от драк и выяснений к упрекам и претензиям. Заканчивается все, когда у меня начинают слипаться глаза.
Полностью опустошенная я отчаливаю домой.
Эпилог
На бис
Общения с семьей я получаю с таким избытком, что даже с Кристиной на работе стараюсь не пересекаться. Да и из дома звонит мне пока папа, явно смущенный этой возложенной на него повинностью. Он впервые ответственный за коммуникацию, и кажется, ему неуютно в этой роли. Зато папа не читает нотаций и сворачивает разговор за пять минут.
А вот другой ответственный подкладывает мне свинью.
Он подло и тихо, без всякого предупреждения отбывает в командировку.
Из принципа ему не пишу, и не звоню.
Хотя на столе у меня с завидной регулярностью появляются то цветы, то игрушки, то конфеты.
За неделю, что Зарецкого нет, даже ядовитые сплетницы подуспокоились, потому что появилась новая тема для обсоса. Кто-то из отдела маркетинга застукал своего мужа с лучшей подругой и теперь смачно то уходит, то возвращается, грозя разводом.
Я тоже понемногу прихожу в себя, радуясь, что Кристина держит язык за зубами, и в офисе не знают о моей афере. Только я никак не пойму, к чему Зарецкий продолжает подбрасывать мне эти знаки внимания.
Словно не дает забыть о том, как я облажалась.
И у него получается.
К выходным я так себя выматываю, что, вернувшись в пятницу домой, я принимаю душ и заваливаюсь спать прям сразу. Девчонки все, как одна, отговорились от встречи личной жизнью, к родителям я ехать пока не готова, значит, будем отсыпаться.
Открываю я глаза посреди ночи, не сразу понимая, что меня разбудило. Уже выспалась, что ли?
А потом ухо улавливает знакомые звуки.
Саундтрек фильма, который в детстве я смотрела буквально на повторе.
«Маска Зорро».
И мелодия льется прямо с улицы через балкон. Сейчас кто-нибудь вызовет полицию, чтобы заткнуть весельчака, но это буду точно не я.
Раскинувшись звездой, я вслушиваюсь в гитарные переборы и вдруг понимаю, что к ним примешивается еще какой-то тревожный звук. Скрежет.
Потом тихий мат. Прочувствованный такой.
А потом в проеме распахнутой балконной двери появляется силуэт.
В шляпе.
В плаще.
Походу, я все. Сошла с ума.
Но когда фигура шагает ко мне в комнату, я понимаю, что это не бред, потому что зацепившись плащом мой призрачный Зорро ругается голосом Зарецкого:
— Да чтоб весь отдел продаж сидел без премий.
Я нащупываю выключатель бра над головой и озаряю светом комнату, свои выпученные глаза и Андрея в маске.
Ох…хренеть!
Он реально добыл где-то костюм Зорро.
— Леонидова, без комментариев. Ясно?
— А…
— Петь не буду, — сразу предупреждает он.
— Слава богу, — бормочу я. — И к чему весь этот маскарад?
— Чтобы ты не была такой уж врушкой. Добавим немного правдивости в твою ложь, — наконец, отцепившись, Андрей делает шаг ко мне.
Я начинаю подозревать недоброе.
— И зачем тебе это понадобилось? Все уже кончилось, и я призналась родителям и сестре… Покаялась, так сказать… Ты зачем раздеваешься?
— Это синтетика. Чешется, — признается неженка Зарецкий.
— А ремень тоже чешется? — пялюсь я на то, как неторопливо мужские пальцы щелкают пряжкой.
— Невыносимо, — вместе с ремнем на пол падает бутафорская шпага, которую я не сразу заметила, сраженная появлением босса.
— Ты же не собираешься… — я сглатываю.
— Очень даже собираюсь, — не успокаивает меня Андрей.
Я нервно облизываю губы, чувствуя, как предательское тело дает знать, что мы вообще-то рады и уже забыли, какие последствия возникают, когда Зарецкий со мной ночует.
И опять вместо того, чтобы однозначно заявить, что против, я пялюсь на то,