По словам Гофера, племена оставались на одном месте не больше года. Выбирали место, с одной стороны труднодоступное и защищённое, а с другой — чтобы всё-таки иметь возможность иногда спускаться к людям. Потом на год исчезали совсем, забираясь в только им доступные дебри. Возвращались в другое место и так по новой. Крысоловы знали три стоянки, так что шанс встретить их здесь был один к шести. Можно было встретить сразу, ну или ждать ещё пять лет. У меня такого времени не было, биомонитор щедро насыпал после встречи с кротом. Это действительно оказался звездонос, только изменённый не только природой Аркадии, но и ведьмиными генетиками. Сахарок из него был с гнильцой и попахивал даже хуже, чем палёная ведьма.
В общем, до кризиса было несколько дней, но, к сожалению, не лет. Но ждать я всё равно не собирался. У меня не было плана, но была гипотеза, и я собирался её проверить!
Спасибо картам Крысоловов, «Миротворцев» и свежим обновлениям из охотничьего магазина в последнем городке. Все три точки были уже на запретной территории, но если пофантазировать и предположить, что это треугольник, а потом найти точку, равноудалённую от вершин, то там вполне что-то могло быть.
На третий день пути я добрался до вершины горы и нашёл-таки намёк на лагерь. Десятка три пятна, оставшихся от шатров, несколько старых, заваленных камнями кострищ и на дальнем конце, практически на самом краю склона, увидел одинокий, но яркий шатёр. Вроде у кочевых индейцев — это называлось типи. По крайней мере, очень было похоже: высокий конус, обтянутый светлой кожей на каркасе из жердей. К верхушкам палок были привязаны крупные перья, и дымовой клапан, как будто бы тоже были ими забит. Вход в типи был открыт, внутри — темнота.
На вид жилым его было сложно назвать, но призраком былой роскоши он не выглядел. Скорее всего, брошен, но не очень давно. Зачем его в принципе оставили для меня было загадкой, но бегло осмотрев зону старого лагеря, я направился туда.
Прислушался, принюхался — вроде никого. Чуйка молчала, а нос без усиления почуял только слабый запах, почти выветрившихся пряностей и старых трав.
— Есть кто? Здесь дорогу ветра показывают?
Я попытался добавить жизни и звука, крикнув в тёмный провал, но налетевший ветер резко подхватил мои слова и, скинув их с горы, унёс в новую, открывшуюся с этой стороны долину. Интересная здесь акустика. И вид открывался просто бомбический.
Понимаю, почему Птичьи тут жить решили. Вот он — горный курорт, а не непонятные Альпы со своими высокогорными лугами, куда загоняют коров, чтобы красивую рекламу снять.
Глубоко внизу лежала целая долина, заросшая плотным лесом и прикрытая низкими облаками, напоминающими туманную дымку. Леса тянулись на несколько километров и упирались в гору, вершина которой была покрыты снегом.
Хм. А мне, похоже, туда и надо. Так, что может не зря я кроличьи шкурки собирал, на случай, если «Теплообмен» в минус не справится. На меня снова налетел ветер, попытавшись подтолкнуть к краю. Одновременно и освежающе, и настойчиво, будто дорогу указывает. Но, спасибо, сам разберусь — спуск передо мной был плохим. Высоко лететь и жёстко приземляться.
Я заглянул в типи. Не стал дожидаться, когда глаза привыкнут к темноте, включил фонарик и высветил скромное убранство. В центре — очаг из камней, на котором стояла небольшая то ли плошка, то ли сковородка без ручки. У дальней стены лежала чья-то меховая шкура, размерами со стандартный матрас. А под потолком висели сушёные травки. И опять хрен поймёшь, только вчера это всё бросили или уже с месяц всё пустует.
Камни — холодные, шкура — пыльная, а травки явный сухоцвет. Они могли такими расти, а могли уже годы здесь болтаться. Запах слабый, едва уловимый, а сканер определил их, как один из альтернативных составов «Живинки». Я осмотрел вход, нашёл явные следы зубов и признаки того, что кусок кожи (вроде каффер или кто-то родственный) оторвали. И увидел следы начатого ремонта, но по каким-то причинам не доведённого до хоть какого-то логического завершения.
Прошёлся ещё раз по кругу, осмотрел пол, пошурудил сухими ветками и даже шкуру встряхнул в поисках тайников. Потом просветил стены, нашёл нечто похожее на рисунки, но настолько неявные, что замысел художника мне не дался. Вернулся на улицу, оценил время с погодой и решил заночевать здесь.
Но не в хижине, а рядом. А то будет потом, как с Машей… Кто спал на моей шкуре? Кто варил мои травки? Вот теперь фиг тебе, а не подсказки, как шакраса поймать…
Но несколько отдельно валяющихся жердей я позаимствовал. Растянул плащ-палатку, чтобы хоть какая-то защита была от ветра. Потом натаскал камней из соседних кострищ и сложил свой «колодец», долго не понимая, с какой стороны сильнее дует ветер. По ощущениям, он менял направление примерно каждые пять минут, размашисто гуляя по всей вершине. Может, с признанием этого места курортом я и поторопился, того и гляди и мой навес снесет, и Птичье типи.
Но ветер дует, а руки делают. Через час я уже сидел у огня, жарил крольчатину и попивал отвар золотарника. Не знаю, развивался ли интеллект, но организм, кажется, уже насытился и жор начал отступать. Правда, медленно.
Я всё равно плотно поел. Потом приготовил три порции «Прожоры», и так как свободной тары у меня было только для двух, то остальное пришлось попробовать сразу же. На мой взгляд, пресновато, но всяко лучше протеинового коктейля.
Наконец, насытившись, немного полистал «монстропедию». Хотя листал её ветер, я больше удержать пытался. Начало темнеть, и задуло ещё сильнее.
— Пофиг, — поёжившись, поплотнее стянул куртку. — У Маши вроде всё хорошо закончилось.
С этими словами я перебрался в типи. Забрал плащ-палатку, пристроив её вместо двери, и хотел прочистить дымоход для вентиляции, но при ближайшем изучении оказалось, что там не забито наглухо. Массив из разнообразных перьев скорее выполнял роль антимоскитной сетки, и с притоком свежего воздуха там было всё нормально. Я прилёг на мягкую шкуру и как-то очень быстро уснул под мерное гудение ветра снаружи.
* * *
Проснулся резко. Либо сам почувствовал чужое присутствие, либо