— Что еще беспокоит? Температура есть?
— Да вроде есть… — он неопределенно махнул рукой. — Меня постоянно знобит. И в голове туман, соображаю плохо.
Я начал стандартный осмотр. Послушал легкие — чисто. Сердце — тоны глухие, ритм редкий, около пятидесяти ударов в минуту. Брадикардия. Уже интересно.
— Разденьтесь, пожалуйста, до пояса.
Когда он снял рубашку, я приложил стетоскоп к его груди и тут же нахмурился. Странно. Он жалуется на озноб и температуру, но кожа была ледяной. Не просто прохладной, а неестественно холодной, как у человека, который долго пролежал на морозе. И сухой, как пергамент. При лихорадке она должна быть горячей и влажной.
— Яна, измерьте-ка температуру.
Медсестра поднесла к его лбу магический термометр, который тут же пискнул. Она посмотрела на цифры и с удивлением протянула его мне. 35,4°C.
Гипотермия. Не жар. Значит, «озноб» — это не признак подъема температуры, а отчаянная, судорожная попытка организма согреться. Вся картина только что перевернулась с ног на голову. Это не инфекция. Это что-то системное.
Я взял неврологический молоточек и проверил коленный рефлекс. Нога дернулась, но как-то вяло, лениво. Замедленная фаза релаксации. Классический признак… тяжелого гипотиреоза? Возможно. Но чтобы в такой запущенной, терминальной стадии… Крайне редко.
— Встаньте, пожалуйста, с кушетки. Хочу проверить, как вы ходите.
Он медленно, с видимым усилием, начал подниматься. Его движения были такими, словно он двигался в густом киселе, как в замедленной съемке. Он встал, сделал один нетвердый шаг… и вдруг застыл на месте, как будто превратился в статую.
Его мышцы свело, но это была не судорога. Они просто напряглись и отказались расслабляться, сковав его в неестественной позе.
Глава 18
— А-а-а! — Яна издала короткий, испуганный вскрик, отшатнувшись к стене. — Леонид, что с вами? Припадок? Эпилепсия?
Нет, милая, это не припадок. Это куда интереснее.
Гипотермия, заторможенность, замедленные рефлексы, а теперь — миотония, мышечное оцепенение. Это предвестник полного метаболического коллапса.
Он не просто болен. Он умирает прямо здесь и сейчас, на моих глазах.
— Спокойно! — мой голос прозвучал резко и властно, разрезая сонную тишину кабинета. — Не трогайте его! Его сейчас самостоятельно «отпустит».
Миотонический спазм — мышцы не могут расслабиться после активного сокращения.
Это классический признак. Признак того, что его щитовидная железа почти полностью отказала. Весь его организм остался без топлива и перешел в режим глубокой спячки. И этот мышечный спазм — верный знак того, что он находится на грани комы.
Я аккуратно, но крепко подхватил Леонида под руки, не давая ему упасть, и помог снова опуститься на кушетку. Через несколько мучительно долгих секунд его напряженные, как камень, мышцы действительно начали медленно расслабляться, и он тяжело обмяк.
— Ого! — Фырк, который дремал у меня на плече, тут же высунул свою любопытную морду. — Это еще что за фокус? Он что, в статую превращается?
— Микседема, дружище, — мысленно ответил я. — Предвестник комы. И если мы немедленно не начнем действовать, он из нее уже не выйдет.
— Яна! — я повернулся к побледневшей медсестре. Она уже не паниковала, а смотрела на меня с привычным ожиданием приказа. — Готовьте каталку! Срочная госпитализация в терапевтическое отделение, сразу в палату интенсивного наблюдения!
— Какой диагноз при поступлении? — деловито спросила она, уже направляясь к выходу.
— Микседематозная кома под вопросом. И поторопись. У нас очень мало времени.
Я лично катил каталку с Леонидом в терапевтическое отделение. Медлить было нельзя, каждая минута была на счету. Яна бежала рядом, на ходу внося данные в электронную карту.
В коридоре отделения мы столкнулись с дежурным лекарем — молодым человеком в идеально отглаженном халате и с самодовольной ухмылкой, которую он, кажется, никогда не снимал.
Виталий Прилипало. Старый знакомый.
Фырк после нашей первой встречи дал ему исчерпывающую характеристику, и с тех пор мое мнение о нем не изменилось.
— О, Подмастерье Разумовский! Какими судьбами? — он оперся плечом о стену, преграждая нам путь и с ленивым интересом разглядывая нашего пациента. — Что, опять нашли какой-нибудь редкий синдром, который не описан в учебниках? Ставите диагнозы не по рангу?
Вот же прилипала по фамилии и по сути.
Мелкий карьерист, чьи амбиции значительно превышали его знания. Он видел во мне не коллегу, а угрозу, выскочку, который нарушает привычный и понятный ему порядок вещей.
Ничему его жизнь не учит.
— У пациента все признаки тяжелейшего гипотиреоза, — проигнорировал я его выпад, останавливая каталку. — Состояние прекоматозное. Нам нужен срочный, CITO, анализ на гормоны щитовидной железы — ТТГ и свободный Т-четыре. И начинать гормонозаместительную терапию нужно немедленно.
Прилипало скептически хмыкнул, демонстративно заглядывая в планшет, который держала Яна. От чего даже Яна морщилась.
— Я ценю вашу незаурядную эрудицию, Подмастерье. Но анализ на гормоны — это, как вам должно быть известно, дорогостоящее исследование. Оно не входит в базовый страховой полис. Для его проведения нужны очень веские основания. К тому же пациент в чувствах. Откуда тут взяться коме?
Он повернулся к пациенту, который безучастно смотрел в потолок.
— Леонид Павлович, вы ведь меня слышите? Вы в коме?
— Н-нет… — с трудом прошелестел пациент.
— Вот видите, Разумовский! — Прилипало победно посмотрел на меня. — Пациент не в коме. А вы раньше времени панику поднимаете. Нужны веские основания, а лучше — официальное заключение штатного эндокринолога.
— Так вызовите эндокринолога! — отрезал я, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость. Этот идиот только что издевательски опросил умирающего человека, чтобы доказать свою правоту.
— С удовольствием бы, но, увы, — Прилипало развел руками, и на его лице отразилось плохо скрываемое злорадство, — наша уважаемая Тамара Аркадьевна в заслуженном отпуске на две недели. Где-то на южных морях. Так что, как видите, никак.
Он явно наслаждался моментом. Наслаждался своей маленькой властью, возможностью поставить на место «гения-самоучку», о котором гудела вся больница.
— А до тех пор, — продолжил он, принимая важный вид, — будем вести пациента согласно утвержденным протоколам. Как больного с энцефалопатией неясного генеза. Стандартная схема — дезинтоксикация, КТ головного мозга для исключения инсульта или опухоли, токсикологический скрининг…
— Идиот! Клинический идиот! — взвился у меня в голове Фырк, который уже успел выскочить из кармана и теперь невидимо сидел на плече Прилипало. — Пока они будут искать в его башке несуществующую опухоль и промывать его от несуществующих ядов,