Я хотела бы делать хоть что-нибудь. Ты не представляешь, до чего досадно быть женщиной в такие времена, сидеть и смотреть, как мужчины пытаются управлять миром, говорят глупости и устраивают такую неразбериху. Уверена, мы бы справились с этой работой лучше.
Нет нужды говорить тебе, дорогой Премьер, что я буду очень разочарована, если не увижусь с тобой в субботу, и что перспектива провести вместе весь уик-энд для меня подобна далекому оазису в знойной пустыне. (Мой бедный пингвин тоже ужасно страдает, и мы сегодня сидели вместе на скале, утешая друг друга.) Но, прошу тебя, не мечтай поехать в такую даль, когда у тебя так много дел…
Но он мечтал поехать, так мечтал, что, когда в кабинет зашел Бонги и напомнил о необходимости отменить завтрашний визит в Честер с обращением к обществу Красного Креста, поскольку одна только дорога в поезде займет четыре часа и все это время он будет в отрыве от событий в Лондоне, премьер-министр не сумел скрыть раздражения.
– Не понимаю, почему я должен менять свои планы, – сказал он и тут же добавил, осознав, что похож на капризного ребенка: – Красный Крест занимается важным делом. Не стоит их разочаровывать.
И в самом деле, напряжение неожиданно спало. В одиннадцать утра Бонар Лоу оставил телефонограмму с просьбой о встрече у него дома в Кенсингтоне для обсуждения «важного вопроса». И даже прислал за ним машину, что показалось премьер-министру неслыханной дерзостью. Вероятно, негодяй не хотел, чтобы толпа, теперь почти постоянно собиравшаяся на Даунинг-стрит, видела его входящим в дом десять. Следовало бы отказаться и закончить работу над речью. Но любопытство победило осторожность, и он решил поехать, вышел на солнечный свет, спустился по ступенькам и, не обращая внимания на глазеющую публику, сел на заднее сиденье машины Бонара, если это и впрямь была машина Бонара. Премьер-министру вдруг пришло в голову, что это могли оказаться ольстерские активисты, задумавшие его похитить. Было бы забавно.
Пятнадцать минут спустя он прибыл на отдельно стоящую загородную виллу в зеленом квартале к югу от Кенсингтон-Хай-стрит и застал там лидера тори вместе с Карсоном, который предложил, ссылаясь на «патриотический долг», отложить обсуждение вопроса об ирландском самоуправлении до окончания кризиса. Премьер-министр слушал его минут десять, стараясь не выдать облегчения, а потом с достоинством поднялся со стула:
– Благодарю вас за предложение. Я проконсультируюсь с коллегами и дам вам ответ в течение часа.
Вернувшись на Даунинг-стрит, он собрал в кучу все эти несчастные карты, статистические таблицы и черновик своей речи и положил их на стол Бонги:
– Я чувствую себя Цицероном, который освободил раба, когда тот пришел к нему с сообщением об отмене его сегодняшнего выступления с речью.
– Вы освобождаете меня, премьер-министр?
– О нет, дорогой мой мальчик! Вы не освобождены! – Он был в прекрасном расположении духа и уже представлял, как гуляет по берегу с Венецией. – Подождите двадцать минут, а потом позвоните Бонару Лоу и скажите, что я принимаю предложение.
Он вызвал Ллойд Джорджа и Грея и рассказал им о том, что сделал, а потом пригласил Грея остаться на ланч. Марго уже позвала Уолдорфа Астора, Этти Десборо и Гладстонов. За столом царило беззаботное настроение. Все сторонились политики. Полтора часа спустя Грей заявил, что должен вернуться в министерство, и на этом ланч закончился. Через двадцать минут он появился, слегка запыхавшись, с телеграммой из британского посольства в Берлине. Канцлер Германии Бетман-Гольвег выступил с предложением: если Британия согласится остаться в стороне от войны, Германия откажется от аннексии Бельгии, Голландии, а также каких-либо территорий Франции, за исключением колоний.
– Довольно грубая выходка, – сказал премьер-министр.
– Грубая? – закусил губу обычно суховатый дипломат. – За кого нас принимают? По сути, они предлагают нам стать их пособниками.
– Как мы им ответим?
– Мы должны немедленно отклонить это предложение. Чем дольше мы будем откладывать, тем больше вероятность, что они истолкуют наше молчание как карт-бланш на вторжение. – Грей показал на письменный стол. – Могу я?
– Да, конечно.
Грей выдвинул стул, опустился на него, взмахнув полами фрака, словно пианист перед выступлением, и начал писать. Премьер-министр наблюдал за Греем, чье возмущение он разделял, но не доверял шагам, предпринятым в порыве эмоций. Лучше заново рассмотреть проблему со всех сторон и лишь затем принять окончательное решение – сказывалась старая привычка юриста к последней мысленной проверке. Вот и сейчас он спрашивал себя: что, если вся цепь их рассуждений в корне неверна? Франция разбила Германию на поле боя в 1870 году, и Земля продолжала вращаться, а Британия не потеряла ни одного солдата. Так ли важно, если Германия пройдет через территорию Бельгии, если она все равно потом отступит? Эта мысль настигла его, словно внезапный приступ головокружения. Но стоило ему представить, как он отходит от края скалы, и тропинка мгновенно исчезла.
– Премьер-министр?..
Грей показывал ему черновик телеграммы британскому послу в Берлине.
Вам надлежит сообщить германскому канцлеру, что его предложение соблюдать нейтралитет на подобных условиях не может быть рассмотрено. Для нас такая сделка с Германией за счет Франции была бы бесчестьем, после которого мы уже никогда не вернули бы стране доброе имя.
В голове премьер-министра возник образ Венеции, стоящей на фоне моря в белом платье и соломенной шляпе и протягивающей руки к нему, – мелькнул и тут же растаял вдали.
– Очень хорошо, – сказал он, возвращая черновик Грею. – Отправляйте.
Каледониан-роуд шла с севера на юг недалеко от того места, где жил Димер, – торговая улица, широкая, серая и грязная, как Темза, по обеим сторонам которой располагались маленькие магазинчики с жилыми комнатами над ними.
Парикмахерская Карла Эрнста приютилась в тени железнодорожного моста между двумя невзрачными лавками: зеленщика и скобяной. Красно-белый цирюльничий столбик[18] перед входом весь потрескался, выкрашенное в бутылочно-зеленый цвет окно не давало возможности разглядеть что-то внутри, дверь, в отличие от соседних, была плотно прикрыта, несмотря на жару. Димер дважды прошелся мимо, но так и не встретил ни одного посетителя. На третью попытку он не решился.
Чуть дальше по другой стороне улицы располагалось итальянское кафе. Димер купил газету, зашел внутрь и сел за стол у окна, нижняя часть которого была