Свадьбы, ведьмы, два кольца - Татьяна Антоник. Страница 64

мужественный подбородок. Ну что, любовь-морковь, я пойду. Мой Мрак требует свежей рыбы, а игорный дом – хозяйского глаза. Если меня будет навещать сам король, то я совсем не против. Лавли, ты заходи вечерком, если выживешь в свадебных приготовлениях. Расскажешь, какого цвета будут банты у Катрины.

Она ушла, унося с собой кота и оставляя нас наедине. Ройс посмотрел на меня. В его глазах все еще читался легкий шок, но больше – облегчение и та самая теплая глубина, что топила лед в моей душе.

— Ну что, моя падающая звезда? — он притянул меня к себе. – Готовься к бантам, платьям и… нашему первому совместному балу. Хотя бы на чужой свадьбе. — Он поцеловал меня в макушку. – И знай… никаких других. Никаких "придворных интрижек". Только банты, бал и… ты. Навсегда.

Я прижалась к нему, слушая стук его сердца. Шум дворца, предсвадебная суета, тень Психеи в темнице, даже призрак настоящей Андреи – все это отступило на второй план. Было только здесь и сейчас. Его руки. Его запах. Его клятва, повторенная в свете дня. И предвкушение… не идеальной сказки, а нашей, немного безумной, полной приключений (и, возможно, щекотки узлов корнями) жизни.

***

/прошло шесть месяцев/

Ройс улыбнулся, отломив еще кусочек булки и макнув его в мой стакан с молоком (привычка, от которой я его так и не отучила).

Он вернулся из дворца, а я расспрашивала, как поживают Дэниэл и Катрина. Жутко за них волновалась.

— Они справляются, — спокойно сообщал Ройс. — Дэниэл осторожен, но умён. И учится быстро. Его отец… — он кивнул в сторону холма, – …ему помогает. На расстоянии. И только когда спрашивают. Да и мы с тобой под боком, если что-то, когда они совсем запаникуют. Хотя с Катриной рядом... — Он многозначительно поднял бровь, — она снова ждет твое мнение о платье?

— Думаю, наш новый король в надежных руках? – Я отпила кофе, пытаясь унять внезапное волнение, которое клокотало во мне с самого утра.

Идеальный момент. Или ужасный.

" Скажи сейчас , – приказала я себе. – Пока он в хорошем настроении ».

– Ройс, – начала я, внезапно обнаружив, что мои пальцы нервно мнут салфетку. Голос звучал чуть выше обычного. – Ты помнишь, как мы тогда, после всего... говорили о нашем хаосе? О том, что он наш, и мы в нем как рыба в воде? Ну, или как летучая мышь в темноте.

Он насторожился, мгновенно уловив нотку тревоги в моем голосе. Его синие глаза стали внимательнее, мягкая улыбка сменилась выражением любопытства.

— Помню каждое слово, моя звезда. Что у тебя случилось? – Он положил свою большую, теплую руку поверх моей, успокаивая дрожь в пальцах. – Опять королевские портные достали? Или Катрина требует немедленного совета по поводу перьев на шляпках?

Он полагал, что меня вновь занимают тревоги нынешней королевы. В данный момент в стране был мир. Не могу сказать, что моя Катрина сильно набралась ума, но она осталась доброй и порядочной девушкой.

Я покачала головой, пытаясь найти нужные слова. Божечки-кошечки, почему это так сложно? Я же не признание в убийстве делаю!

– Нет, не портные. И не перья. Хотя... – я глубоко вдохнула, глядя прямо в его глаза. – Наш хаос... он, кажется, решил немного... расшириться. Приобрести третье измерение. Стать громче. И, возможно, еще липче.

Ройс замер и, по-моему, вообще не понял, к чему я веду. Он смотрел на меня, не моргая, его умный мозг главы тайной канцелярии явно лихорадочно перебирал варианты, но не мог схватить суть. Я видела, как в его взгляде мелькают догадки: новая идея для основанного приюта? Проблема с троллями? Захват демонами кухонного склада?

— Лавли, ты о чем? — не выдержал он, наконец. — Какое третье измерение? Мы же договорились, больше не создавать големов без согласования со мной? Особенно после инцидента с вареньем...

— Я не про голема, — выпалила я, не выдержав. Смех и волнение душили меня. — Боги, Ройс! Я же говорю – наш хаос! Твой и мой! Он... он скоро будет требовать не только булочки, но и погремушки! И пеленки! И, возможно, родившись, научится щекотать кого угодно. А если ему достанется мой дар...

Наступила тишина. Неловкая, гулкая.

Сегодня мы навещали основанный нами детский приют. Поразительно, но даже дети на секунду притихли, почуяв нечто неладное Любимица Агнес замерла с половником. А Ройс ... Ройс отчего присел на траву и медленно воззрился на меня.

Его лицо было совершенно бесстрастным. Потом неспешно, размеренно, его бровь поползла вверх. После поползла вторая. Его губы приоткрылись, но звука не последовало. Он моргнул. Раз. Два. Три.

— Пеленки? — выдавил он из себя хриплым шепотом, больше похожим на скрип несмазанной двери. —Погремушки? Ты... ты хочешь сказать...?

Я кивнула, не в силах говорить, чувствуя, как предательские слезы подступают к глазам. Улыбка растягивала мое лицо до ушей.

— Да, — прошептала я.— Я хочу сказать... что примерно через семь месяцев наш приют "Падающая Звезда" обзаведется... ну, очень маленьким, но очень шумным новым постояльцем. Который будет жить с нами. Постоянно. Если ты не против, конечно.

Ройс не ответил. Вообще. Он вскочил так резко, что стул с грохотом опрокинулся назад. Дети ахнули.. Он стоял надо мной, высокий, сильный, бывший грозный глава тайной канцелярии... и дрожал. Дрожал всем телом. Его глаза были невероятно широко раскрыты, в них бушевал ураган эмоций – невероятное, ослепительное счастье, дикий страх, чистая, немыслимая радость. Он смотрел на меня, потом на мой еще плоский живот, потом снова на меня.

— Ты... ты уверена? — прошептал он, голос сорвался. — Лавли... это... это правда?

—Такая же правда, как то, что ужасно готовлю, — рассмеялась я сквозь слезы. — Ты пробовал. Да, Ройс. Правда. Я проверила. Три раза. И Вспышка клянется, что чувствует... ну, не то чтобы мысли, но какой-то очень настырный и голодный маленький огонек. Как свечка.

И тут он рухнул передо мной на колени. Его большие руки осторожно, как бесценный хрусталь, обняли мою талию, а лицо прижалось к моему животу. Я почувствовала, как его плечи вздрагивают.

— Ройс? — я осторожно тронула его волосы. — Все в порядке? Переживаю, что у тебя с головой?

Он поднял голову. По его щекам катились эти скупые мужские слезы. Настоящие, мужские, тяжелые слезы. Но на лице сияла такая улыбка,