— "Терпение", – выпалила я. – Потому что его у меня вот-вот лопнет. А у тебя?
— «Терпение»? Серьезно? — рассмеялась подруга. — А у меня «топор», «тиски», «труп». Ты словно задор потеряла. Какое тебе больше нравится?
Я задумалась. Не о слове. О ней. О том, как она здесь оказалась из-за меня. Моей дружбы с принцем, моей неспособности вовремя смыться, моей дурацкой привычки вляпываться в истории.
— Мне нравится «тиски». Значит, мне на и. "Идиотка", — тихо сказала я, имея в виду совсем не игру. – Лалисса... — если бы я могла, я бы посмотрела в ее глаза. — А тебе не жалко? Что мы вообще дружим? Я же тебя в эту кашу втянула по самые... уши. Если бы не я, ты бы сейчас спокойно считала выручку в своем игорном доме, а не сидела бы в яме.
Она долго молчала. Я чувствовала, как ее спина напряглась. Потом – легкий толчок затылком в мою голову, почти нежный.
— Лавли, ты и правда идиотка, – ее голос звучал удивительно тепло в кромешной тьме. — Эту новую жизнь в Эльхалии... она мне была бы не нужна, если бы тебя не было рядом. Совсем. Ты думаешь, легко одной, чужой, в мире, где магия – это как утренний кофе, а правила пишутся на ходу, встретить свою соотечественницу... да еще и такую... оригинальную? Это же как найти родной остров в океане безумия. Ты мне роднее сестры. Нет, я ни о чем не жалею.
Я хотела что-то ответить, что-то язвительное, чтобы скрыть нахлынувшую волну благодарности, но в этот момент скрипнула дверь наверху, и в яму упал скупой луч света. В нем стояла Психея, как всегда, безупречная и смертельно опасная. Так странно, что я не распознала ее предательскую натуру сразу, от стольких бед убереглась, а от колдуньи-преступницы не смогла. А ведь звоночки были.
От Психеи по-прежнему несло духами, от которых у меня начинался зуд.
— Лавли, — ее голос был ледяным. — Время игр закончилось. Передышка – не вечность. Ты готова сказать, где находится Его Высочество? Или тебе нужны... дополнительные стимулы?
Вспышка, дремавшая у меня на плече, фыркнула:
— Стимулы? О, милочка, у нас тут уже был полный набор: от экспрессионистского верлибра до глажки рубашек! Что следующее? Пытки бухгалтерскими отчетами? Или, может, заставите слушать, как ваш голем чистит свои ботинки? Уверена, это звучит как предсмертный хрип горного тролля.
Я подхватила искрометный юмор своего фамильяра:
— А может, Пенни споет нам колыбельную? На древнеэльфийском, конечно. Гарантирую, уснем моментально. Или умрем – вам виднее, какой там побочный эффект.
Психея даже не дрогнула. Ее взгляд скользнул с меня на Лалиссу. Холодный, расчетливый.
— Глупое остроумие — плохая замена благоразумию, — заключила она. – Поскольку ты, Лавли, упорствуешь в своем молчании... может, твоя подруга будет сговорчивее? Особенно в более... уединенной обстановке. Борг!
Из тени за Психеей вынырнула знакомая массивная фигура. Он спустил в яму лестницу — грубую, из толстых жердей.
— Лалиссу Пиджен – ко мне, — скомандовала Психея.
— Нет! — рванулась я вперед, но связки держали. — Она не знает ничего! Совсем! Я же говорила!
— Мы проверим, — улыбнулась зловеще Психея без тени тепла. — Опыт показывает, что люди начинают вспоминать удивительные вещи, когда их близким угрожает опасность. Или боль.
Борг спустился на пару ступеней, его огромная рука без труда схватила Лалиссу за плечо. Она даже не вскрикнула, лишь бросила мне быстрый, успокаивающий взгляд.
— О, не волнуйся, Лавли, — сказала она спокойно. — Помни, что я говорила. О жизни после жизни. И о пари, которое мы не успели заключить.
Ее подняли наверх. Лестницу убрали. Дверь захлопнулась со стальным скрежетом. Я осталась в темноте, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Вина накрыла с новой силой, острая и удушающая.
— Идиоты, — прошипела Вспышка. — Лалисса знает о твоих делах не больше меня.
Я молчала, прислушиваясь. Сначала была тишина. Потом... до меня донесся глухой, ритмичный звук. Не крик. Не стон. Это было... напевание, тихое, мелодичное. Лалисса напевала! Какую-то старую песенку с нашего мира про царицу. Совсем не звук человека, которого пытают.
И вот именно это было невыносимее всего. Ее храбрость делала мою вину только острее. Она страдала там из-за меня, из-за моего упрямства, и при этом... пела.
— Я так не могу... — прошептала я, чувствуя, как слезы катятся по щекам. — Я не могу сидеть тут, пока ее... Вспышка, надо что-то делать! Сейчас же!
— А что ты предлагаешь? — скептически спросила мышь. — Попросить Пенни одолжить тебе вилку для побега?
Слова фамильяра я проигнорировала. Она сейчас была плохим помощником, тоже переживая и нервничая за поющую Лалиссу.
Я оглянулась, чтобы посмотреть на свои запястья. Их связывали не обычной веревкой, а какими-то гибкими, но прочными плетеными ремнями, похожими на узкие кожаные плети. Узел был сложным, тугим, и мои пальцы онемели. Магия была под запретом, значит, нужна хитрость. Физическая хитрость.
В полной темноте я рассматривала нашу темницу.Яма была земляной, стены – неровными, с торчащими корнями. И тут мой взгляд упал на один особенно толстый, изогнутый корень, торчащий из стены на уровне моей талии. Он был старым, сухим, с шершавой, почти как наждак, корой.
— Вспышка, — зашептала я, идея обретала форму. — Помнишь, как меня льдом пытали, и как я ржала от щекотки?
— Как же, – клацнула она зубами. – Они решили, что ты сошла с ума. Что с того?
— С того, что щекотка нам поможет.
— Боги, боюсь представить, кого ты решила защекотать, — закатила глаза моя питомица.
А я решила защекотать корень. Что, если я буду не пытаться снять путы, а тереть их с этим корнем? Ну, самое опасное, вызовем огонь. Огонь, кстати, нам тоже подойдет.
Вспышка, выслушав мои доводы, замолчала на секунду, оценивая назревающие проблемы.
— Лавли, это либо гениально, либо безнадежно тупо. В твоем духе, так что я не против. Пробуй. Быстро! Пока она там поет, а не орет.
Я приноровилась. Завела связанные руки за спину, нащупала корень. Нашла выступающий, острый кусочек коры. И начала не тереть, а быстро-быстро водить этим местом по узлу на моих плетях. Движения были резкими, короткими, как щекотка. Я представляла, как этот шершавый выступ "щекочет"