Он был мастером. Хладнокровным, расчетливым, невероятно сильным. Он использовал пространство, как шахматную доску, телепортируясь на короткие дистанции, чтобы зайти с неожиданного угла, создавая ледяные зеркала, отражающие мои атаки обратно. Я отвечал яростью солнца, скоростью, которой не учили в академиях, и безграничной волей. Я чувствовал его магию, предвосхищал удары, парировал невозможное.
Луначарский попытался сменить тактику. Отскочив на груду битого кирпича, он вонзил трость в землю. Из набалдашника хлынул поток черного, липкого тумана. Он закипел, сформировавшись в десятки тварей: в скелетов в истлевших доспехах, чьи глаза горели синим пламенем; в бестелесных призраков, воющих от боли и голода; в когтистых тварей с пастями, полными игл. Некромантия? Призыв из Иного? Как банально!
— Вульгарщина! — прогремел я, и мой голос был подобен раскату грома. Я вскинул руку. Тяжелый имперский револьвер Брусилова бахнул взрывом. Но вместо свинца из его ствола вырвался сконцентрированный луч солнечного света. Я повел рукой. Луч, тонкий как игла и ярче электросварки, пронесся по фронту нежити. Твари вспыхивали, как бумажные, с диким визгом, превращаясь в пепел и клубы зловонного пара. Луч резал камень, металл, все на своем пути. Я выжег всю черную орду за секунды.
Но пока я уничтожал жалких прислужников, Луначарский собрал силу. Воздух вокруг него загустел, потемнел. Над его головой сформировался гигантский кристалл черного льда, пульсирующий багровыми прожилками. Он рос с чудовищной скоростью, вбирая в себя холод и пустоту. Оружие массового поражения. Чтобы стереть с лица земли не только меня, но и весь квартал.
У меня не было времени на раздумья. Я сжал энергетический клинок в кулаке, погасив его. Сосредоточился. Весь мой Источник, вся воля, вся ярость за полыхающий Питер, за погибших солдат, за эту бессмысленную бойню — все сжалось в точку перед моей грудью. В крошечное, ослепительно-белое солнце. Я вытолкнул его вперед сгустком неудержимой солнечной ярости.
Шар и Кристалл столкнулись в центре площади.
Мир взорвался в абсолютной тишине. Сначала во все стороны хлынула ослепительная белизна. Потом — всепоглощающая чернота. Потом — звук. Грохот, превосходящий все мыслимые пределы. Ударная волна снесла все, что еще стояло в радиусе сотни метров. Дома сложились, как карточные домики. Земля вздыбилась волной. Нас с Луначарским отшвырнуло в противоположные стороны, как щепки.
Я врезался в груду обломков, пробив ее насквозь, и рухнул на камни. Звон разрывал уши. Пыль забила ноздри. Но Источник горел. Я был жив. Я поднялся, отряхиваясь. Сквозь рассеивающуюся пыль я увидел Луначарского. Он стоял на коленях среди руин. Его безупречный костюм был порван и залит кровью. У него отсутствовали кисти рук. Культи плевались красным соком жизни… Трость лежала в метре от него, треснувшая. Его лицо… было бледным, но спокойным. Он смотрел на меня. И улыбался. Улыбкой мученика, готового принять венец славы от рук палача.
— Ну что ж, Николай, — его голос был тихим, но ясно слышным в наступившей тишине. — Ты победил. Республика пала. Можешь добить меня. Сверши правосудие Империи. Пусть моя смерть станет искрой нового…
Я оказался рядом с ним за один шаг и не дал ему договорить. Не дал насладиться ролью благородного страдальца. Моя рука, сжатая в кулак, обернутый в слой сжатой кинетической энергии, со всей моей силой и яростью врезалась ему в висок.
Его улыбка не успела смениться удивлением. Глаза закатились. Тело безжизненно рухнуло на камни. Никакой красивой смерти. Никакой искры. Просто тупой, быстрый, эффективный нокаут. Он был еще жив. Но его роль в этой войне была окончена. Я лишил его мученической славы. Это было важнее, чем просто убить.
* * *
София Верейская не видела финала поединка генерала и Луначарского. Ее мир сузился до ледяных глаз Валерии Орловской и свистящего в воздухе артефактного клинка Игоря. Ярость кипела в ней, горькая и всепоглощающая. Ярость за унижение на балу, за изгнание отца, за крах их планов, за этот проклятый город, который горел вместо того, чтобы восстать против ее заклятых врагов!
Она метнула веер ледяных кинжалов в Орловскую. Блондинка отбилась щитом из сжатого воздуха, который взорвался, разбросав осколки льда. София тут же послала волну телекинетического удара, пытаясь сбить охотницу с ног. Но Орловская кувыркнулась через голову, избегая удара, и с ходу выстрелила из обоих револьверов. Пули, обернутые инеем, просвистели мимо — София успела отклонить их силой мысли. Эта выскочка, эта охотница, была опасна. Быстрая, жестокая, безжалостная. Как и ее хозяин.
Краем глаза София уловила вспышку на соседней площади. Ослепительную. И затем — волну разрушения, сносящую целый квартал. Оттуда доносились остатки чудовищной силы — леденящая пустота Луначарского и всепожирающее солнце того, кто называл себя Брусиловым. Реальность там дрожала и рвалась, как бумага. Здания рушились сами по себе, не выдерживая давления их битвы. Страх, холодный и липкий, сжал ее сердце. Что это было? Кто победил?
Но думать было некогда. Рядом гремел бой ее отца с Железным Ветром. Князь Олег Верейский, обычно такой осторожный и расчетливый, преобразился. В его руках пылал родовой артефакт — Амулет Бога Молний, тяжелый кулон из черного металла с вкраплениями синих кристаллов. От него по жилам отца струилась нечеловеческая мощь. Его аура, обычно скромная, теперь рвалась наружу багрово-синими разрядами. Он стал быстрее, сильнее, его удары молниеносным копьем, которое он материализовал из воздуха, заставляли отступать даже легендарного Игоря. Отец мог тягаться с ним! С Золотой Пулей! Кратковременно, ценой невероятного напряжения и, София знала, ценой многих лет жизни, но — мог! В этом была их надежда. Убить охотников. Добраться до Луначарского. Спастись…
— Сдавайтесь, Верейские! — крикнула наглая блондинка, перезаряжая револьверы с пугающей скоростью. Ее голос был холодным, как и ее магия. — Ваше дело проиграно! Москва пала!
София сплюнула в пыль у ног выскочки.
— Иди к черту, солдафонша! — выкрикнула она, и вся ее ненависть, весь страх вылились в мощное заклятие. Она сжала руки перед собой, вытягивая силу из земли, из камней, из самого воздуха. Пространство перед ней исказилось, сжалось — и выплюнуло сгусток сконцентрированной кинетической энергии, невидимый, но рвущий все на своем пути. Это был удар кулаком гиганта.
Орловская едва успела среагировать. Она швырнула перед собой взрыв льда. Глыба мерзлой воды размером с повозку материализовалась в воздухе и