— И я снова повторю вопрос: «где мы в проекте?» — Уже несколько раздражённо переспросил лорд Гамильтон.
— Вы Алан, зря горячитесь, — отеческим тоном успокоил того принц Филипп. — Себе я там место уже нашёл. Я буду курировать наш совместный проект. Мы назовём его «Сахалин Энерджи». Мы с Эндрю будем курировать.
Он рассмеялся.
— По моей просьбе русские готовы рассмотреть наши предложения по другому Сахалинскому проекту с полным нашим участием. Они готовы отдать всю продукцию на срок до десяти лет с последующим выкупом пятидесятипроцентной доли. Если мы построим несколько СПГ.
— То есть? — Не понял Алан.
— А то и есть, — мы строим платформы и СПГ, десять лет качаем сколько можем и вывозим, а потом половину начинаем отдавать русским.
— Матерь божья! — Воскликнул принц Эндрю. — Только половину?
— Русские готовы отдать половину своих месторождений сроком до десяти лет, если мы поможем им освоить в течении этих десяти лет остальные.
Я замолчал. Тишина звенела.
— Но ведь янки собрались вводить против них санкции, — бросил Гамильтон.
— А когда это нам мешало? — Усмехнулся принц Филипп.
* * *
— И так, товарищи, — проговорил устало Гришин. — Нам надо обсудить очень важную тему. Нужно ли тянуть подводный газопровод из Ленинграда в Берлин и второй вопрос — газопровод Геленджик — Варна. В общем-то это один вопрос. Если тянуть «Северный Поток» будем, то который потянем первым?
Он обвёл взглядом пятерых коллег.
— Я что-то зарапортовался, — сказал Гришин. — Целый день сегодня: поток, поток, поток. То южный, то северный, то Сахалин. Но вы меня поняли? Тогда давайте коротко.
— Не считаю нужным что-то прокладывать в море, — сказал Примаков. — По крайней мере за свои деньги. По-моему, надо дотянуть нефть и газ до Минска и от него до Берлина и к нашим прибалтийским «друзьям».
Он таким тоном сказал «друзьям», что кавычки так и запрыгали перед глазами.
— Там и Польша выкобенивается, — бросил Романов. — Могут начать перекрывать.
— Ничего, — протянул Кунаев. — Немцы поляков за этот трубопровод…
— Да! Тут мы убиваем двух зайцев, — согласился Гришин. — То есть, «Северный поток» откладываем⁈
Увидев кивки, Гришин согласился:
— Порешали. Теперь с «Южным Потоком»…
— С южным — та же хрень. Пусть Болгары сосут у немцев.
Все разом улыбнулись.
— Что вы имеете ввиду, Виктор Степанович, — спросил Гришин.
— Я имел ввиду газ. А вы что подумали? — Удивился Черномырдин.
— Ну, газ, так газ, — хохотнул Гришин. — Короче, пусть сосут… Мы правильно поняли, товарищи?
Товарищи поняли правильно. Черномырдин пожал плечами и продолжил.
— А вот туркам я бы предложил. За их деньги. «Турецкий поток». Глядишь, они бы и перестали бы снабжать горцев оружием и добровольцами.
— Не ведутся они, — проговорил Примаков. — Пока… Но газопровод до Краснодара тянуть уже надо. И на Дальний Восток. Надо замыкать Сахалин. Как раз лет за десять дотянем.
— С 1989 года, когда «Сахалинморнефтегазом» на Аркутун-Даги была пробурена первая скважина, давшая нефть, то есть, за семь лет, пробурено 7 оценочных скважин и получены данные трёхмерной сейсморазведки на площади свыше 1200 км². В 1995 году на месторождении Чайво начались буровые работы, сейчас там началась добыча нефти и газа с платформы «Орлан». Газ, добываемый на этом участке, поставляется внутренним потребителям в Хабаровском крае. Года через два дотянем до Владивостока. Ведём переговоры с китайцами. В порту Восточном строим нефтеналивной терминал и «Завод морских конструкций».
— Так, товарищи! Всё всем понятно. Никакие морские трубопроводы не строим. Деньги есть куда потратить. Да, японцы, очень кстати отказались от нашего инвестирования в их трубопровод на Хоккайдо.
Глава 23
— Вам надо набраться терпения, Юра, — сказал Павел Анатольевич Судоплатов. — Вы сейчас в точности повторяете нашу судьбу перед Великой Отечественной. Вся страна повторяет свою судьбу. Вы сейчас можете на своей шкуре понять ценой каких усилий, человеческих жизней, колоссального напряжения сил отстаивалась от нашествия фашистско-немецких полчищ шестая часть земли с названием Союз Советских Социалистических Республик[1] в 1941 году.
— Да, мы понимаем, — согласился Дроздов. — У меня не выходит из головы катастрофа восемьдесят пятого — девяностого года. Катастрофа едва не случившегося страшного обвала, потрясающей грызни, предательства военных и чекистов. Сейчас огненные языки войны, локальные и этнические конфликты подступают к самому сердцу России со всех сторон. Война протекает то в явной, то в скрытой форме. На душе тревога, что будет впереди? Мы явно вступаем в новый мир[2].
— Но вы молодцы, Юра. Вы смогли удержать волну уголовного и политического террора, которая едва не захлестнула Россию и другие территории СССР.
— Мы, Павел Анатольевич. Мы! Вы ведь тоже приложили силы и здоровье.
Судоплатов махнул рукой.
— Ты знаешь, Юра, когда сейчас немного отпустило, я имею ввиду здоровье, память то и дело возвращает к кануну 1941 года, ко времени, когда неуклонно нарастала опасность беспощадного столкновения с враждебным нам миром. Выбор был прост: или мы останемся суверенным государством, или нас уничтожат. То же самое случилось и сейчас. И ведь все видели приближение развязки, только не было смелых и решительных. Спасибо тебе, Юра, что ты взял на себя…
— Да что вы, Павел Анатольевич! Вы ведь знаете подоплёку событий. Если бы не один фокусник… Мы ещё толком не понимаем, как он всё это провернул и продолжает вертеть. Не принять же за аксиому, тот факт, что он, действительно, пришелец из будущего? Вернуться, чтобы попытаться изменить мир, рискуя своей жизнью изначально? Ведь он, чтобы привлечь к себе внимание, ходил по лезвию бритвы. Заставь меня пережить всю жизнь заново, я бы не согласился. Здесь хоть знаешь, что дожил до семидесяти, а если по новой жить, то можно и не дожить.
— Ему, судя по его плану, когда он уходил сюда, было шестьдесят один.
— Вы, всё-таки, думаете, что он оттуда?
— Похоже, что так, Юра. Говорят, бывали в истории перерождения. У Будды, например.
Они помолчали. Больничный запах и белые стены раздражали Дроздова своей предопределённостью. Раздражала предопределённостью и судьба его любимейшего учителя. Судоплатов умирал.
— А я бы рискнул здоровьем, — вздохнул бывший диверсант. — Представляешь, вернуться в пятьдесят третий и перестрелять всех сволочей. Только, боюсь они