— Как славяно-чеченская война, Миша?
— «Чехи» объединились с казанской группировкой.
— Чехи, это — нохчи?
— Да.
— Серьёзно! Чем-то закончилось? Я не читал местные сводки уже неделю. С нашими тамплиерами занимался. Масоны, мать их! Вот живучая гидра! Голову срубишь, а рядом заколосилось! Так и чем закончилось?
— Не закончилось. Внешне закончилось, но по факту, они снова успели спрятаться. Похоже у них в каждой группировке есть свой информатор.
— На «экс» они приглашают гастролёра из какого-то далёкого горного аула. Он даже по-русски может не разговаривать. Делает дело и уезжает в аул. А все «местные», как ты говоришь, «чехи», в это же время светятся на рынках, ведя задушевные беседы с коммерсантами.
— Это их война, — сказал я, активно охаживая спину командира вениками.
Я знал эту спину со всеми её шрамами от пуль и осколков очень хорошо и смотрел на неё, думая о том, что вот втянул его в эту круговерть, и как она отразится на продолжительности его жизни, ни я, ни, тем более, он не знали.
— Не ругаете меня, что втянул вас в эту круговерть? — Спросил я тихо. Я очень сильно переживал на эту тему, но у меня всё никак не получалось спросить.
Он повернулся на бок и посмотрел на меня.
— Ты что, Миша⁈ Как за такое можно ругать? Мы сейчас видим, на сколько ты был прав. И ведь, я так думаю, что ты почти всё эту «круговерть», как ты говоришь, предвидел. Или знал… Судя по твоим планам — знал.
Он спустил ноги вниз.
— Всё хватит, что-то тяжело мне сегодня.
Мы вышли из парилки, обмылись в душах и сели за стол. Иваныч снова взялся за мой «план».
— Вот не берёт вас даже в бане, — хмыкнул я.
— Да… Я бы здесь у тебя свой кабинет открыл. Там — баня, там — бассейн… Хоть и не люблю я их, бассейны. Там кухня. Прохлада и жара. Кому чего не хватает… Но моим-то жару достаточно…
Он покряхтел, смеясь.
— А вы после планёрки сразу в парилку и каждому отруганному веник. Ох они вас и пропарят!
Иваныч засмеялся ещё более заливисто. Мне очень нравилось, когда он смеялся.
Я люблю плетёные кресла, укрытые толстыми циновками и простынёй. Вот в такое кресло и устроился Иваныч с чаем и малиной, раскрыв папку с планом. Он так глубоко в него погрузился, тихо перелистывая страницы, что мне удалось даже немного вздремнуть. Я никогда не упускал момента. Когда можно было сидеть, сидел, когда можно было лежать, лежал.
Почувствовав движение воздуха, я открыл один глаз.
Иваныч передвинулся к столу и наливал себе из самовара малиново-липовый взвар. Он сел там же на скамью прихватил из вазы сразу несколько сушек, одну разломил и окунул в кружку.
— Ну как? — Спросил я.
— Всыпать бы тебе хорошего ремня, Михал Васильевич!
— За что⁈ — Искренне удивился я.
Дроздов молча сосал сушку, откусывал мягкий краешек и запивал пахучим чаем.
— Ты не мог мне его дать в восемьдесят пятом?
Я пожал плечами.
— Мог, но это могло навредить, Юрий Иванович. Вот вы тогда что бы сказали…куда бы меня послали, если бы прочитали в плане про масонов, тамплиеров и иезуитов?
— Ничего бы не сказал. Ты ведь не думаешь, что открыл секрет полишинеля? Тамплиеров мы сажали ещё в пятидесятых, если мне память не изменяет. А про иезуитов и вам в школе рассказывать должны были.
— Так-то оно так. Но тут ведь важны нюансы.
— Да… С нюансами у тебя нормально. Британо-советская торгово-промышленная палата нами как центр масонства не рассматривалась. Как разведцентр — да, а масонский — нет.
— Вот! Вы не увязываете эти понятия воедино. И потому ваша идеология оторвана от целей и задач противостояния двух систем.
— Ваша идеология? А твоя какая?
Я поморщился.
— Моя такая же. Просто у вас идеология одно, а противодействие западу — другое.
— Я пока тебя не совсем понимаю, Миша. Но об идеологии и борьбе потом. Ты в плане прописал появление новых технологий и твоё в них участие: компьютеры, мобильные телефоны, интернет, автомашины, запасные для них детали, частные почтовые службы и даже пошив одежды. Ты знаешь, кто, что будет носить в 2020 году?
— Догадываюсь, — усмехнулся я.
— Но ведь мы можем не разрешить использование радиочастот частниками!
— Можете, но не сделаете этого. Так же, как и интернет.
— Почему?
— Потому, что это лучший способ обеспечения прослушивания и просмотра личных сообщений. Полный контроль. Причём не только сообщений, но и передачи документов. Да, это облегчает связь разведцентров с агентами. Но ведь система обмена данными работает в обе стороны. И мы уже работаем над компьютерным программным обеспечением. Причём, прямо на вражеской территории. Вы же знаете, у меня в голове столько осталось ещё с Фонтенбло.
— Ты самолёты ещё не производишь?
Я улыбнулся.
— Пока нет. Только компьютеры и программы к ним. Уже первые ПК выбросили в продажу.
— Что такое ПК?
— Персональные компьютеры.
— Но к лазерам, я слышал подбираешься. И здесь у тебя в плане… Экстремальный ультрафиолет, лазер, квантовый радар. Что это, Миша? Какой квантовый радар? Секретное оружие СССР «Пересвет». В скобках «лазер». Ты где хранишь эти листики? Не-е-е… Тебя точно надо закрыть…
— Ю-ю-юрий Ива-а-анович, — протянул я. — Ну вы же знаете. Я если закроюсь, ни один «психотерапэвт» меня не вскроет. А болевой порог у меня такой, что я сам могу себе ногу отпилить. И ведь я, кроме названий, и не знаю подробностей. Все подробности у наших учёных, что навострили лыжи за кордон. Вон, пресловутая британо-российская торговая палата всё ходит и ходит в институт радиотехники и электроники. Где, между прочим, новейшие лазеры и придумывают. И Владимира Павловича Гапонцева охмуряют. В ФРГ сманивают, между прочим. Мы уже третьему эмиссару лыжи заворачиваем.
— Как это, «лыжи заворачиваем»?
— Только о встрече договорятся, по башке шарах, и в больничку. Вашу работу делаем.
— Так это твоих рук дело?
— Нет! Какое?
— Миша! — В голосе Дроздова появился металл.
— Шучу я, Юрий Иванович, — вздохнул я тяжело. — А очень хочется.
Юрий Иванович тоже вздохнул, но с облегчением.
— Поясни, всё-таки