— Значит, Азамат снова предал всех. А Вулич в плену… — проговорил штабс-капитан, когда я закончил рассказывать.
Я кивнул. А Максимыч продолжил:
— Но, самое главное — английский лейтенант здесь. И он ведет всю эту игру против нас, манипулируя горцами!
Глава 14
В эту беспокойную ночь я поспал всего пару часов, а рано утром комендант уже созвал совещание в штабе. Озвучив последние новости, весьма неутешительные для нас, он честно обрисовал положение.
— Боюсь, что наша крепость не выдержит осады и штурма, — сказал Максимыч офицерам. — У нас здесь всего три орудия, рота солдат, полусотня казаков и взвод казачьей разведки против многочисленных горцев. К тому же, наша позиция очень уязвима, а припасов мало. Фортификацию можно легко обойти по горным тропам и окружить со всех сторон, полностью отрезав нас от снабжения.
— И что же вы предлагаете? — спросил Друбницкий.
Штабс-капитан молчал. И я нашел уместным высказаться:
— Есть один вариант, если применим военную хитрость. Например, мы можем сделать вид, что сдаемся…
— Что? Сдаваться? В своем ли вы уме, прапорщик! — перебил меня поручик.
Но, я продолжал говорить:
— Насколько я понимаю горцев, то этот Кэлекут ищет славу. Потому он, разумеется, войдет в крепость первым, если мы откроем ворота. Тут мы и поймаем его в ловушку. Как только он со своими ближайшими воинами въедет в крепостной двор, так мы захлопнем ворота и перебьем всех всадников, оказавшихся внутри, со стен. Или заставим сдаться. Потому что во дворе на плацу им будет просто некуда спрятаться от наших залпов.
Максим Максимович задумался, протянув:
— Это весьма рискованно…
А Зебург, который до этого молчал, вдруг воскликнул:
— То, что вы предлагаете, Печорин, это бесчестно!
— Но, другого выхода нет! Нам остается только хитрить, если не желаем сдаваться, — проговорил я.
Пока мы совещались, к крепости снова подъехал пастух Шиготыж. Он передал записку из аула, адресованную лично мне. И я прочитал текст без единой ошибки:
«Господин Печорин! Вы проявили храбрость, но ваше положение безнадежно. Князь Аслан собрал пятьсот всадников. В ближайшие дни они атакуют вашу крепость. Вулич пока жив, но и его судьба зависит от вашего решения. Если вы все-таки передумали и согласны с предложением сотрудничать, то подстройте все так, чтобы крепость сдалась. Как только откроете ворота, я гарантирую вам, Вуличу и остальным вашим людям жизнь. Если нет, — все в крепости погибнут. И вы тоже. Выбор за вами».
Подписи не было. Но, это явно написал лейтенант Мертон. Я передал письмо Максиму Максимовичу. Он прочитал, хмуро сжал губы и бросил листок на стол, проговорив:
— Этот англичанин слишком много на себя берет! Ну, что ж, значит, будем драться. И еще посмотрим, чья возьмет!
В этот момент мы услышали снаружи женский голос, пререкающийся с караульным солдатом, потом дверь распахнулась, на пороге штаба возникла Бэла, переодетая в другое темное платье, и запальчиво заговорила с акцентом, но вполне понятно:
— Я придумала, как заманить сюда Кэлекута! Вы должны взять его в заложники и держать, пока он не прикажет освободить Вулича!
Офицеры замерли, уставившись на девушку. Она, оказывается, знала достаточно много русских слов. Впрочем, неудивительно, раз ее братец Азамат и вовсе хорошо говорил по-русски.
— Как? — спросил за всех Максимыч.
Бэла гордо подняла голову и произнесла:
— Он хочет меня. Потому я буду приманкой.
Горская девушка предлагала рискованный план. Но, другого способа вызволить Вулича у нас просто не осталось. Все понимали: если попробуем штурмовать аул, где содержат пленного серба, то заложника горцы сразу прирежут. Потому быстро послали казаков найти Шиготыжа, чтобы пастух немедленно передал Кэлекуту, что Бэла просит его приехать за ней сегодня же. Ну и мы, конечно, все подготовили к встрече. В назначенный час Бэла стояла у ворот, закутанная в белый платок, как невеста, готовая к свадьбе. Лицо ее было бледным, но руки уже не дрожали, как тогда, когда она боялась прыгать в реку вместе со мной.
— Ты уверена, что хочешь стать приманкой? — спросил я в последний раз.
Она кивнула:
— Кэлекут любит показную храбрость. Он подойдет, если увидит меня одну перед крепостью.
Максим Максимович проговорил:
— Все готово. Казаки в засаде. Солдаты на стенах. Если что-то пойдет не так — дам приказ стрелять без предупреждения.
Вскоре показались всадники. Я стоял на площадке надвратной башни, наблюдая. Как только Бэла вышла за ворота, горцы заметили ее сразу. С их стороны раздались крики, свист и смех, — и вот уже впереди отряда появился сам Кэлекут. Он ехал медленно, важно, как победитель. Но, не один. За ним по пятам гарцевали на конях несколько нукеров. Азамата среди этих горцев не было.
— Бэла! — крикнул Кэлекут на своем языке. — Ты решила все-таки покориться?
— Но, сначала я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз! — звонкий голос девушки звенел, словно клинок.
Кэлекут усмехнулся:
— О чем? Уже все решено. Твой отец отдает тебя мне!
— Отпусти Вулича. И тогда я пойду с тобой добровольно! — выкрикнула Бэла.
Он задумался на секунду. Потом сказал:
— А если не отпущу?
— Тогда ты получишь только трупы. Я покончу с собой прямо сейчас. А Вулича ты убьешь от злости, — и девушка выхватила небольшой, но острый кинжал, демонстративно приставив его себе к сердцу.
Кэлекут рассмеялся:
— Ладно. Я отпущу русского. Но сначала — твоя рука!
Он наконец-то слез с коня, приблизился к Бэле и протянул ей открытую ладонь. Но, девушка резко отпрянула назад. Это был условленный момент. Бэла отскочила назад, а Кэлекут потянулся к ней, сделал еще шаг, и в этот миг земля под ним провалилась. Он не знал, что Бэла все это время стояла на краю волчьей ямы, тщательно замаскированной дорожной пылью и мелкими камешками.
Враг попался. Так было задумано еще древними строителями, построившими ту крепость, на руинах которой много веков спустя возвели теперешнюю фортификацию. А наш артиллерист Зебург оказался еще и сведущ в военной инженерии, приведя все эти хитрые старинные ловушки в порядок. И волчья яма сработала, как надо. Кэлекут рухнул вниз с криком. Его нукеры бросились вперед, но тут со стен грянули выстрелы наших солдат. Двое горцев упали. Остальные отхлынули, отступая в беспорядке. А Бэла кричала им на своем языке.
— Передайте моему отцу, что Кэлекут останется