— Мы просто караванщики, перевозчики, — твердил Осман. — Нам платят, и мы везем. Кто покупает — не наше дело. Оружие — это такой же товар, как и все остальное.
— Если не считать того, что из этого оружия убивают русских солдат! — вставил штабс-капитан.
А я намекнул турку, что его могут выдать горцам как предателя, если мы, например, скажем им, что это он сообщил нам за деньги про то место, где должна была состояться сделка. Осман испугался еще больше и выложил другие подробности:
— Один человек в вашей крепости знал о маршрутах. Он встречал караваны и брал себе деньгами три процента с каждой сделки. За посредничество.
— Кто? — вскинулся Вулич, который тоже присутствовал на допросе.
— Я не знаю его имени, но он ваш офицер. На вид худой шатен с бледными впалыми щеками и с маленькими усиками, лет двадцати семи.
Максим Максимыч проговорил:
— И как только этот Никифоров все успевал? А строил из себя такого человека чести, что и не подумать было на него! Охотника из себя разыгрывал, проклятый предатель!
Комендант сразу отправил курьера под охраной в штаб Кавказской линии с донесением, с доказательствами подрывной деятельности англичан и турок, и с запросом прислать в крепость подкрепление. Хотя бы полроты солдат и еще несколько орудий. Но, мы понимали, что до ответа из штаба и до прихода помощи могло пройти много дней, а князь Аслан уже собирал войско. И нам оставалось только терпеливо ждать развития событий, укрепляя оборону и пережидая дожди, которые полились во второй половине сентября, размывая горные тропы, по которым и в хорошую погоду путешествовать было делом опасным, а в дождь и вовсе можно в любой момент поскользнуться и свалиться в пропасть.
Вечерами офицеры любили собираться у штабс-капитана. Если, конечно, Максимыч сам приглашал их, а не засиживался допоздна в штабе и не ходил лично проверять караулы, прогуливаясь часами по стенам. Но, на этот раз выдался именно такой вечер. Комендант решил, что взятие богатых трофеев является событием, достойным того, чтобы устроить ужин для офицеров и заодно обсудить с ними текущее положение в домашней обстановке этого импровизированного офицерского собрания.
Квартировал Максим Максимович в небольшом домишке, пристроенном на склоне горы над территорией крепости. И этот домик находился по соседству с моим, только этот отличался размерами все же в большую сторону. В сущности, когда эту крепость строили, строители использовали старинные строения еще одного брошенного аула, которых в горах Кавказа всегда имелось немало. Сами крепостные валы, которые обрамляли внизу излучину горной речки, нависая над дорогой, ведущей к перевалу, тоже были построены поверх полуразрушенных стен старинного укрепления, которое когда-то этот горный аул и охраняло.
Получалось, что наша фортификация не выстроена на пустом месте, а имела старинную основу. И при строительстве крепости некоторые из более или менее сохранившихся построек в брошенном ауле восстановили ради размещения в них личного состава. Так и получилась здесь на склоне наша маленькая деревенька, нависающая над крепостью. А крепостная цитадель представляла собой восстановленную старинную сторожевую башню, усиленную стенами и дополнительными пристройками, вроде помещения штаба.
Из окон глинобитного дома коменданта открывался прекрасный вид, не хуже, чем из моей комнаты. Но, вечером из-за сквозняка Максимыч приказывал денщикам закрывать ставни. Иначе сквозняк плохо сказывался на его здоровье. Особенно в холодную погоду.
Хоромы штабс-капитана состояли из трех комнат. В одной находился его кабинет, во второй — спальня. А третьей получалась достаточно просторная диванная, в которой мы и собирались по приглашению хозяина. Действительно, тут стояли две тахты с подушками, на полу лежал ковер. А над большим столом со стульями на шесть персон висел портрет государя. Все помещение неплохо освещали три масляных фонаря, подвешенные к деревянным балкам потолка в разных местах.
— Садитесь, поручик! Давайте сыграем в шахматы, — сразу пригласил Вулича поручик Друбницкий, едва мы с сербом вошли внутрь.
— Увольте, какие игры сейчас, когда судьба играет нами, как хочет? — проговорил Милорад.
Придерживая свою раненую левую руку правой, он уселся в углу на стул и начал раскуривать трубку. Он явно был не в настроении после того, как Бэла сбежала обратно к отцу. А сам Максимыч разговаривал в это время на другой тахте с Зебургом.
— Тогда, может, вы сыграете со мной, прапорщик? — перевел на меня взгляд Друбницкий, указывая на шахматную доску перед собой с уже расставленными шахматными фигурами.
Я кивнул и уселся напротив него, согласившись играть черными без жеребьевки. Он же сразу огорошил меня словами:
— Я, между прочим, вспомнил вас за это время! Мы же вместе с вами, помнится, играли в карты в Пятигорске! Только я должен был уезжать уже оттуда сюда, возвращаясь из отпуска, когда вы еще только представились в тамошнем обществе. Но, пару вечеров мы все-таки пересекались. И я запомнил, как вы, Григорий Александрович, рассказывали о себе, что между родными вас называют просто Жоржем, на французский манер, и что вашим родителям принадлежат 3 тысячи душ крепостных крестьян в Саратовской, Воронежской и Калужской губерниях. И что вы единственный сын и наследник фамилии, хотя у вас есть младшая сестра, младше вас на семь лет, которая, как вы, помнится, сказали, очень даже недурна собой. И ее хорошенькое личико, а также блестящее воспитание позволят девушке удачно выйти замуж…
Услышав подобное, я был просто шокирован. Ведь я до сих пор почти ничего не знал о прежнем Печорине. Тело хорошо сохранило мышечную память, но воспоминания отсутствовали напрочь, заместившись моими собственными, попаданческими, которые не имели к этому времени ни малейшего отношения!
И потому я сказал с интересом:
— Простите, что не признал в вас сразу того игрока, Александр Петрович. Но, прошу вас не обижаться. Это результат моей контузии. И потому не могли бы вы напомнить, о чем я еще говорил тогда в Пятигорске?
Друбницкий замялся, но все-таки поведал кое-что интересное:
— Ну, вы еще говорили, что ваш покойный родитель дослужился за двадцать лет от капитана до генерала. И еще упоминали, что окончили в Петербурге школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, начав службу в гвардии. Мне