* * *
Утром лицо у Ольги такое опухшее и отёчное, будто она выпила перед сном целое ведро воды. Судя по покрасневшим глазам, сестрица всю ночь рыдала из-за своей несчастной любви, зарывшись лицом в подушку.
Мы обмениваемся достаточно прохладными взглядами, и она уходит на кухню готовить завтрак, а я бужу Леру, и мы с ней умываемся. Несмотря на поздний час, ни Анфиса, ни Инесса ещё не выходят из своих комнат, и только Дима, уже вооружившись смартфоном и оседлав стул задом наперёд, сидит на кухне и играет в очередную стрелялку.
– Мама не спала всю ночь. Крутилась с боку на бок. Вот я и ушёл сюда, как только проснулся. Она, наверное, сегодня поздно встанет, – отвечает на мой вопрос Дима, пока я вожу у него перед носом последней оставшейся в вазочке печенькой. Плата за информацию оказывается достаточной, и брат вновь погружается в виртуальный мир, позабыв о нас.
Когда завтрак уже на столе и мы с сёстрами усаживаемся на свои места, вдыхая аромат манной каши с маслом, Оля первой смотрит на часы на стене и хмурится:
– Инесса давно должна была встать. Ей на работу через полчаса, а она ещё не позавтракала.
– Может, у неё в будильнике батарейка села? – предполагает Лера, положив в свою кашу клубничное варенье и с удовольствием облизывая сладкую ложку.
– Может быть. Варь, разбудишь её?
Я пожимаю плечами и иду к спальне Инессы. Приоткрыв дверь, осторожно заглядываю в тёмную комнату. Портьеры сдвинуты так плотно, что в помещение не проникает ни один лучик света. Тётушка всегда любит спать в полной темноте, и я первым делом раздвигаю занавески, чтобы разогнать мрак.
Инесса лежит на спине, её крепкие белые руки вытянуты поверх пледа. Лицо умиротворённое, как у ангела, и мне даже не хочется будить тётушку, настолько она спокойно спит.
Но за опоздание на работу начальство её не похвалит.
Я забираюсь на кровать и слегка касаюсь запястья Инессы, чтобы её разбудить не испугав. Но рука тёти оказывается холодна как лёд. Я хмурюсь и сжимаю запястье крепче. Инесса никак не реагирует. И только тогда, заметив, что её грудь не вздымается, я сразу же обеспокоенно прикладываю ладонь к её губам, надеясь уловить дыхание.
Его нет.
Инесса мертва.
Глава 6
Участь семьи
Этот страшный день – день прощания с Инессой – я запомню до конца своей жизни, потому что нет ничего хуже, чем видеть, как твоего самого родного и любимого человека кладут в гроб, чтобы потом опустить в чёрную влажную землю и закопать навсегда. И с каждой горстью земли, брошенной на крышку, мне всё больше и больше кажется, что происходящее – лишь ужасный сон, и я непременно сейчас проснусь: ведь не может же это случиться в реальности. Ведь тётушка Инесса была ещё так молода, полна сил и энергии! Как она могла умереть?! Как могла оставить нас с Лерой и Олей на попечение своей озлобленной угрюмой сестры?!
А земля всё стучит и стучит по крышке гроба, а слёзы всё льются и льются у меня по щекам. Это так несправедливо. Ещё вечером мы вместе ужинали, обсуждали что-то с улыбками – а уже утром Инессы не стало. Люди не должны так внезапно покидать эту жизнь. Потому что теперь мне кажется, что я ей чего-то недодала, что недостаточно проводила с ней времени, что редко говорила ей, как сильно её люблю, редко обнимала. Сейчас мне так хочется повиснуть у неё на шее и расцеловать, но я уже лишена этой возможности навсегда. И осознание этого заставляет меня вновь и вновь заходиться в слезах.
Даже Лера с Олей не могут перестать плакать. И я вижу в их глазах отражение своих мыслей и главный вопрос – как же так?!
Анфиса с нами больше не разговаривает. Иногда вижу, что она сглатывает слёзы, но в целом на её лице больше смятения и опустошённости, чем горя. Не знаю, что у неё на душе, да и знать не хочу. Она будто отгородилась от нас с сёстрами и даже от Димы, поставила незримую стену отчуждения и живёт теперь сама по себе.
Хорошо хоть нашла в себе силы организовать похороны, пусть они и получились очень скромными и какими-то скомканными. Тётя практически никого не позвала, на кладбище приехали лишь коллеги Инессы из библиотеки и несколько её старых подруг. А знакомых у Инессы было гораздо больше: она всегда с удовольствием заводила дружеские отношения, окружала себя энергичными и общительными людьми. Но Анфисе не было дела до этого списка – она пригласила первых десять человек из телефонной книги сестры – и на этом успокоилась. Это кажется мне ужасной непочтительностью по отношению к Инессе. Ведь она наверняка бы хотела, чтобы все её знакомые имели возможность попрощаться с ней в последний раз.
Домой с кладбища мы едем молча. Лера кусает завязки воротника на своём чёрном платье, Дима мнёт пальцы, Оля, упёршись лбом в окно, безучастно смотрит вдаль, а я сверлю глазами затылок Анфисы, сидящей в такси на переднем сиденье. Она ловит в зеркале заднего вида мой горящий взгляд и сразу же отворачивается. Мне хочется сказать ей много нелестных слов, но я не нахожу в себе сил. Со дня смерти Инессы их вообще, кажется, не прибавляется: всё уходит на слёзы, беспокойное ворочание в кровати по ночам и бесцельное хождение по опустевшему гнезду. Без тётушки Инессы оно словно стало совсем другим. И если в остальных комнатах я ещё чисто механически убираюсь, чтобы хоть чем-то занять руки и голову, то в спальню Инессы даже не могу зайти. Мне кажется неправильным переступать этот порог, где вся комната ещё хранит дух умершей, где стоят её любимые вещи и книги, где царит привычный полумрак и на стенах висят старые фотографии родственников. Без Инессы эта комната больше похожа на склеп, где не хватает лишь гроба, и находиться там мне физически больно.
Едва мы возвращаемся домой после похорон, на душе становится ещё тяжелее и беспросветнее. В гнезде в воздухе летает пыль, она переливается в солнечных лучах, пробивающихся из зашторенных окон, а по полу стелется узкая светлая дорожка со стороны кухни. Но всё это так не важно, всё это так обыденно.
– Я должна вам кое-что сказать, – неожиданно подаёт голос Анфиса, пока