Мара с видимым усилием оторвала от земли меч и, забросив на плечо, направилась к пофыркивающему за туманом коню. Спокойна. Мила. Спинка ровненькая, бедра так и играют под сарафаном… Но сейчас Ратибора больше волновали ее мысли, нежели тело. Что же скрыто в этой золотоволосой головушке? Что прячется за ясным светом голубых глаз?
Стрелок знал, что, распутывая тайны, главное – не спешить, не показывать излишний интерес и догадливость. Пусть все катится своим чередом. Сколько веревочке ни виться, а конец все равно сыщется. Обязательно. Главное – сыскать его раньше, чем эти тонкие рученьки выпустят тебе кишки во сне. Но это мысли совсем худые… Может, девица ничего и не знает про меч, никакого лиха не замышляет, а я уже трясусь, как простуженный заяц. Негоже.
Все равно кто-нибудь когда-нибудь кишки выпустит, так уж лучше такая красунья, чем вонючий бородатый мужик. Но расслабляться не след.
Конь стоял, перебирая ногами от нетерпения, заботливые девичьи руки накрепко привязали повод к ветке низкорослого клена, а у седла болтался небольшой дорожный мешок и знакомые Витимовы ножны.
Да… Собралась Мара явно не по-девичьи. Другая бы скрыню добра прихватила, а тут, надо же, невеликий мешочек и меч. Все, что с ней связано, будит тревогу нарочитой необычностью, а необычное, нежданное завсегда настораживает.
Но Ратибор виду не подавал, двигался расслабленно, беззаботно, то и дело отпуская плоские шуточки. Любил он, когда его недооценивают. Это всегда вселяло необходимую уверенность в собственных силах, а то с годами и опытом эта уверенность улетучивается, как туман над рекой теплым солнечным утром. Когда молод, кровь бурлит, кажется, что горы можешь свернуть, а как попробуешь, с десяток шишек набьешь, сразу начинаешь понимать, что на всякую силу сыщется более могучая, а каждому хитрецу уготована западня.
И как правило, сила проявляется там, где меньше всего ожидаешь, хотя и помощь может прийти, откуда не ждешь. Может, стрелок потому только и жив до сих пор, что вовремя это осмыслил, понял, что с любым лихом надо справляться, когда оно проявилось, – не раньше. А до этого нужно просто быть ко всему готовым, но готовности не выказывать. Поскольку никогда нет полной уверенности, случится ли вообще злое лихо, с какого бока появится, а с какого бока подмога придет. Жизнь вообще штука сложная и чаще всего состоит из одних неожиданностей, как приятных, так и не очень.
– И где твой соратник? – отвязывая мокрого от тумана коня, спросила Мара. – В какую сторону ускакал?
– Туда. – Ратибор неопределенно махнул рукой. – Понес же лешак… Так и будет мчаться до самого Киева. Ладно, надо ехать. Сядешь впереди меня, ладно? Я помогу.
Он легко вскочил на коня, дождался, пока девушка неумело всунет меч в ножны, и, подхватив за плечи, словно пушинку, усадил ее впереди себя. Сарафан не позволял ей сесть нормально, поэтому обе ноги она закинула на левую сторону, крепко ухватившись рукой за седло.
– Но, поехали! – Ратибор стукнул коня пятками, и тот, повернувшись на месте, сразу сорвался на спешную рысь. – Давай, давай! Хей!
Мара почти ничего не весила, хрупкая, нежная, наверное, конь даже не заметил, когда она села. Набегающий воздух сухо щелкал подолом сарафана, девичьи волосы струились подвижными волнами расплавленного золота, а опавшая листва поднималась из-под копыт скакуна огненно-рыжим вихрем и пропадала вдали, смешиваясь с белесым туманом. Пахло рыхлой землей, сыростью и подступающими холодами, низкие ветви деревьев посвистывали прямо над головой.
– Хей, хей! – подгонял коня стрелок. – Давай, конячка, наяривай!
Мара еле держалась на прыгающей спине скакуна, бугристый лошадиный хребет болезненно бил в бедра, сползавшие с быстро мокреющей шкуры босые ноги тщетно искали несуществующую опору. Только руки, накрепко вцепившись в седло, не давали свалиться под бьющие в землю копыта.
Туман, как назло, начал сгущаться. Видимо, ветер утомился и стих, но на бешено мчащейся лошади это почти не замечалось, и только когда молочная белизна укрыла даже подножия ближайших деревьев, Ратибор чуть натянул поводья, удерживая коня.
– Не погонишь, – недовольно фыркнул он. – Так и до беды недалеко.
– Ты хоть знаешь, куда скачешь? – спросила девушка.
Ее мелодичный голос обрывался и ухал на каждом скачке, из-за чего понять ее было сложно.
– Чего? А… Вперед, куда же еще?
– По-го-ди!
Стрелок натянул поводья, и конь остановился раскидав копытами прелые листья.
– Что такое?
– Места тут худые… – неопределенно пожал, плечами Мара, украдкой переводя дух. – Нельзя без разбору скакать.
– А точнее? Что за лихо?
– Слыхал про Змеиный Луг?
– Да уж, слыхивал, – припомнил недавнее Рати бор. – Но не бывал.
– Потому и живой. Оттуда еще никто не возвращался.
То же самое ему говорили и про Собачий Овраг, но ничего, выбрался, пройдя его из конца в конец. Правда, сейчас говорить об этом не стоило, иногда хвастовство дорого обходится.
– Кто же тогда о нем рассказал, если все померли? – усмехнулся стрелок. – Так не бывает. Хоть один, да выбрался!
– Может, и так. Только нам там лучше никогда не бывать. И сами загинем, и коня потеряем. Змеи там шибко злые, а на зубах у них яд смертельный.
– Ты хорошо знаешь то место?
– Конечно… Наши всем детям наказывают, чтоб туда не ходили! Каждый в деревне с малолетства знает и про Луг Змеиный, и про Собачий Овраг, и про Звериную Топь.
– А это еще что такое?
– Совсем худое место, – поежилась Мара. – Топкое. Старики сказывали, что туда приходит умирать все лесное зверье – и олени, и медведи, и волки. Как старость немощная придет, так они там и топятся. Страшно…
– Да уж, веселого мало… – почесал макушку стрелок. – Значит, нас занесло в сторону от киевского большака? Странно… Вроде, держался строго на полуночь… Туман блудит, что ли? Вообще он странный какой-то. Как на месте стоим, он редеет, а как в путь – становится гуще доброго молока.
– Не знаю… – Девушка пожала хрупкими плечиками. – Просто ветер стих, вот он и висит неподвижно, сгущается.
– Ладно, нам поспешать надо, а то ведь Волк не знает про все эти змеино-собачьи красоты, как бы не угодил в беду. Далеко отсель до Змеиного Луга?
– Вроде рядышком. Вон знакомая осиновая рощица, за ней лес должен кончиться и начинается луг.
– Так вроде рядышком или точно? – Ратибор снова придержал нетерпеливого скакуна.
– Кажется…
– Тьфу ты… Надеюсь, скажешь хотя бы в середке этого Ящерового луга, что приехали?
– В середке ты и сам поймешь…
– Она еще шутит! – фыркнул стрелок и пустил коня скорым шагом.
Копыта глухо били в усыпанную листьями землю, кое-где явственно хлюпало – места и впрямь начинались топкие. Туман неподвижно завис длинными седыми прядями, словно цепляясь за влажные стволы деревьев.
Они проехали рощу, потом еще две, но никакого луга не было и в помине.
– Заплутали… – сухо вымолвил Ратибор. Ему не хотелось думать, что девушка просто морочит голову.
– Не знаю… – растерянно озираясь, ответила Мара. – Змеиный Луг лежит в двух верстах к заходу от большака. Потом идет небольшой гостинец до Киева, а чуть дальше начинается Собачий Овраг.
– Те места я знаю, – нетерпеливо кивнул ви тязь. – Хотелось бы знать, где мы сейчас?
– Не знаю… – повторила девушка. – Но кроме того, что я рассказала, никакого лиха рядом нет, так что можно ехать без всякой опаски. Любые дороп все равно ведут к Киеву. Не сможете вы с соратником разминуться, тут просто негде плутать! Все хожено-перехожено…
– Хотелось бы верить, – буркнул стрелок. – Тебе там удобно сидеть-то?
– Не помру, – через силу улыбнулась Мара.
Лес не то чтобы не редел, но даже как будто становился гуще, плотный туман делал все вокруг неестественно плоским,